Юлия Виноградова
Ротко мечтал о том, чтобы зрители полностью погружались в его живопись.
Фото Кирилла Тулина/Предоставлено The Pace Gallery New York
Сегодня в ЦСК «Гараж» для публики открывается выставка американского абстрактного экспрессиониста Марка Ротко под названием «В неведомый мир». Мир Ротко и в самом деле неведомый – его абстрактные работы (которые, правда, он сам абстрактными вовсе не считал) не терпят интеллектуальной интерпретации. Они сплошь чувства, впечатления, переживания. «Не следует считать мои картины абстрактными, – писал Ротко. – У меня нет намерения создавать или акцентировать формальное соотношение цвета и места┘ Мне интересно только выражение основных человеческих эмоций – трагедии, экстаза, отчаяния».
Почувствовать эти эмоции можно, только увидев работы Ротко вживую. Сделать это в России совсем не просто. Большинство его произведений хранятся в американских государственных и частных собраниях (в свое время работами Ротко активно промышляла знаменитая галерея Malborough). Есть он и в европейских коллекциях, например в Tate Gallery. Но вот в России Ротко показывали лишь однажды: в конце 2003 – начале 2004 года в Эрмитаж привезли 11 живописных полотен и 10 графических листов из вашингтонской Национальной галереи. На нынешней же выставке тоже всего 12 полотен (плюс один графический лист). Но и это немало, потому что, во-первых, они происходят из частного собрания, которое, по информации The Art Newspaper, принадлежало нью-йоркскому финансисту Эзре Меркину, связанному с делом Бернарда Мэдоффа (Меркин работал с важнейшим нью-йоркским дилером Ротко – галереей PaceWildenstein, а это значит, что в качестве работ можно не сомневаться). А во-вторых, экспозицию ограничили 1949–1969 годами, то есть наиклассическим ротковским периодом, начавшимся с создания так называемых мультиформ – картин, состоящих из нескольких цветовых плоскостей. Это тот самый Ротко, которого ценят, почитают и покупают за миллионы.
Даже не за миллионы, а за десятки миллионов. В мае 2007 года полотно Ротко «Белый центр» 1950 года из собрания Дэвида Рокфеллера было продано на торгах Sotheby,s в Нью-Йорке за рекордные 72,8 млн. долл. На тот момент это было самое дорогое произведение современного искусства, когда-либо проданное с молотка. Несмотря на то что через год – в мае 2008-го – рекорд побил «Триптих» Френсиса Бэкона (86,2 млн. долл.), полотно Ротко по-прежнему входит в десятку самых дорогих произведений, проданных на публичных торгах. В том же 2007 году на разных аукционах было продано еще несколько работ Ротко по цене от 22 до 34 млн. долл., а в 2008-м его композиция 1952 года ушла с молотка за 50 млн. По информации Bloomberg, коллекция Меркина была продана за 310 млн. долл., которые, не считая 20 млн. за пару скульптур Джакометти, взял на себя Ротко. Кстати, на торгах современным искусством Sotheby,s в этом мае будет выставлено полотно 1961 года, оцененное в 18–25 млн. долл.
На выставке также есть произведения, появлявшиеся на публичных торгах. Например, небольшое для Ротко полотно (всего около метра в высоту) 1968 года в синих тонах и без названия было продано на Sotheby,s в 2007 году за 7,8 млн. долл. Ротко, кстати, почти никогда не давал названия своим произведениям, в лучшем случае обозначал их цифрой или датой. Он предоставлял зрителю возможность реагировать непосредственно на изображение на полотне без какой-либо подсказки в виде привычных образов и культурных кодов.
Обладать Ротко с точки зрения инвестиции – грамотное решение, но жить с его работами в одном доме непросто. Те самые эмоции, которые художник вкладывал в свои работы, совсем не радостные, а депрессивные, гнетущие. Это напряжение не в силах передать никакие, даже самые качественные репродукции, но, один раз увидев, почувствовав Ротко, забыть это ощущение невозможно. Сам художник писал: «Зрители, которые проливают слезы у моих картин, переживают те же религиозные чувства, что испытывал и я, создавая их».
Единственное светлое пятно на выставке – работа «№ 12» 1954 года (это восхитительное полотно сегодня может быть оценено на рынке в 30–40 млн. долл.), хотя и она несет в себе мощный заряд не такой уж положительной энергии. Слишком резкий, высушивающий желтый и испепеляющий красный. Слишком мощно они сталкиваются в непримиримой борьбе. Впрочем, остальные полотна еще более невыносимые. Здесь и темно-красно-коричневый, чем-то напоминающий запекшуюся кровь, эскиз для небоскреба Seagram distillers на Парк-авеню (знаменитая история рассказывает о том, как Ротко заказали оформление ресторана в этом здании, и художник, посетив это категорически непонравившееся ему буржуазное заведение, создал десяток мрачнейших полотен, которые, правда, в ресторан так никогда и не попали). Рядом словно прорубленное невидимыми колонными полотно из серии, созданной специально для Гарвардского университета.
Дальше – эскиз одного из холстов знаменитой «капеллы Ротко» в Хьюстоне. Эту капеллу выстроили авангардно мыслящие коллекционеры Джон и Доминик де Менил, которых вдохновили сооружения типа «капеллы четок» в Вансе, оформленной Матиссом, капеллы Роншан Ле Корбюзье или церкви в Одинкуре с работами Леже. Ротко заказали серию полотен для оформления интерьера этого сложного в плане кирпичного здания. Проект стал самым аутентичным произведением Ротко – только здесь ему удалось воплотить все принципы экспонирования своих работ, чему он придавал большое значение. Ротко стремился объединить картины, окружить ими зрителя, практически не оставляя свободных стен, а сами большеформатные холсты, доходящие в размерах до нескольких метров, должны были висеть не выше 30 см от земли, окружая зрителя со всех сторон. Ротко требовал в своих экспозициях тусклый свет. В итоге прямоугольные формы на его полотнах теряли свою определенность, цвет выходил за пределы формы, демонстрируя свою самоценность. Художник говорил: «Когда ты пишешь большую картину, ты находишься внутри своего переживания».
Эти требования редко соблюдались и при жизни мастера, и тем более после его смерти. С работами даже случались забавные казусы. Недалее как год назад на выставке в галерее Tate разгорелся спор о том, где у двух из выставленных картин находится┘ верх. Фотографий или подписей Ротко, увы, не оставил.
Яркий свет на выставке в «Гараже» тоже вряд ли понравился бы самому художнику, да и работы развесили свободно и широко (благо пространство позволяет). Этот широкий путь приводит к последнему холсту – одной из работ последней серии Ротко 1969–1970 годов. Композиция, состоящая из двух плоскостей – черной и серой, – не просто удручающая, а безысходная. Он создал эту серию в своей последней мастерской, в которой намеренно перекрыл доступ дневного света. Отказался от масляных красок, дающих эффект прозрачности, и остановился на плотном акриле. Это Ротко в его последней точке. В той самой точке, из которой он шагнул в вечность, одним февральским днем перерезав себе вены. И отправившись в поистине неведомый мир, может быть, во многом созвучный его собственным полотнам.
