ЧЕРНЫЙ МЕЙНСТРИМ
-ПОНЯТИЕ "чернухи" в нашем искусстве девальвировалось. Чернуха стала мейнстримом. Все говорят, поджав губы: "Ой, мы так устали от этой чернухи!" Но ведь речь идет о том, что все как раз эту чернуху и делают. Что такое чернуха? Это не просто изображение темных сторон жизни. С этой точки зрения любой экзистенциальный фильм, любая экзистенциальная пьеса - это чернуха, потому что касается темных сторон души человека.
Многие художники, видимо, не видят себя в сложившейся ситуации, не получают удовольствия от того, как развиваются искусство и цивилизация, и все это выражается в отчетливо пессимистичных картинах.
Спектакль "Пластилин" по пьесе Василия Сигарева отлично приняли на Западе, его постановку планирует сейчас театр "Ройал корт". В свое время та же ситуация была с Николаем Колядой, когда его ставили на Западе, обильно и с удовольствием смакуя патологии нашего бытия. Если в обществе есть хотя бы иллюзия гармонии, то на сцене все будут трахаться, убивать друг друга, жрать. Буржуа с удовольствием этому хлопают - театр, который предлагает эмоции, контрастные жизни, там очень ценится.
В России ситуация диаметрально противоположная. Общество социально расслоено, нестабильно, и в мейнстриме побеждает развлекательный театр. Режиссеры этого направления говорят: "Мы хотим дать людям ощущение праздника!" А на самом деле этот их праздник и есть настоящая чернуха. Эти люди уверены, что публика - дебилы. Что все безнадежно. Это негативистское и уничижительное отношение.
- Приведите удачные, на ваш взгляд, примеры преобразования документального материала в хорошую пьесу.
- Марк Равенхилл. Ксения Драгунская. Иван Вырыпаев. Главная проблема драматургов сейчас не в том, что они написали, а в том, что дальше происходит. Театры, как правило, не занимаются созданием событий, связанных с современной драматургией. В отдельно взятом конкретном случае мы с Павлом Каплевичем заказали продолжение одной культовой пьесы семидесятых Ване Вырыпаеву. Это же так здорово, это развитие театральной традиции - альтернативный ершистый драматург будет писать пьесу, имея в виду пьесу классическую советскую.
По моему мнению, надо запретить указом Министерства культуры все пьесы, имеющие большую постановочную традицию. Я считаю абсолютно правильным работу связки драматург-режиссер-актер и сам предпочитаю так работать. Пьеса должна сочиняться на площадке. Когда приходят актеры, рассказывают свои живые истории на какую-то тему. Например, о людях, у которых болит правая нога. Они почему-то видят друг друга в толпе и решают, что остаток жизни надо прожить вместе. Потому что проблемы людей, у которых болит правая нога, отличаются от проблем людей, у которых болит левая нога или вообще ничего не болит. Из живого общения получается пьеса онлайн. Так делает Равенхилл. Так делал Мольер. Так делал Шекспир. Все они писали под конкретную труппу, для конкретных людей, знали их возможности. Гамлет по постановочной традиции должен быть тучен и одышлив, потому что первый актер на эту роль был тучен и одышлив. Театр жив онлайновой ситуацией.
КЛЮЧ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕДАЧИ
- Если уже так много людей, которые это понимают, может быть, ситуация будет меняться?
- Московская театральная олимпиада подвела черту под театром XX века. Надо двигаться дальше, а чтобы понять, куда, надо сесть и подумать. Не бояться, что упустишь время. Режиссуре сейчас надо заново накопиться, чтобы было что сказать.
Мне кажется, любому человеку надо пройти через историю с современной драмой, с современными людьми, чтобы понять, как их играть, как их показать. Как войти в отношения с современностью.
Я понимаю путь Анатолия Васильева. Он поставил несколько современных ему поколенческих пьес, которые очень живо и правдиво отражали ситуацию с людьми: "Взрослая дочь молодого человека", "Серсо". Это потом люди перестали ему быть интересны, он ушел внутрь и к нам уже вряд ли вернется. Путь внутрь вообще опасен. Потому что самый интересный собеседник - это, конечно, ты сам.
Но пока у меня есть желание общаться, я хочу рассказывать какие-то современные истории. Я, конечно, не делаю вид, что все интересующее меня происходит только в данную секунду. Сейчас мы с Леной Греминой, Михаилом Угаровым, Ниной Садур и Александром Родионовым для канала РТР пишем сценарий, который называется "Дневник убийцы", в ноябре я начну снимать. Это как раз история, которая происходит в двух временах: во времена красного террора (1917-1919 годов) и в наши дни. В процессе написания у меня возникла убежденность, что все проблемы и кровь сегодняшнего дня выросли на крови нашей истории. Что не отрефлексировано ничего. Зарывшись в ту эпоху, я понял, что не знаю страну, в которой живу.
Мы же вечно хотим открыть дверь не ключом, а ломом. То же самое делаем и с современной драматургией. "Ее нету!" - говорят все. А давайте попробуем посмотреть по-другому. А может быть, нет людей, которые могут ее увидеть? Которые могут ее поставить, которые могут ее играть? Может быть, драматургия ходит вокруг нас?
- На вас сейчас смотрят как на единственную надежду и опору, которая только и может сегодня ставить современную драму...
- Блин, вы что, серьезно? На меня могут смотреть только как на режиссера, который поставил единственный спектакль в Москве, который имеет в определенных кругах определенный успех. Не более того, правда.
- Что вы знаете о стратегии Романа Козака в Театре имени Пушкина и как ваш новый спектакль соотносится с этой стратегией?
- Козак ориентирован на привлечение зрителей в театр, но не любыми средствами, на привлечение всех ресурсов труппы плюс приглашение новых звезд. Он хочет поставить несколько хороших вещей, среди которых для меня самым интересным является "Праздник любви, или Черный принц" по Айрис Мердок. Мне он предложил поставить "все, что вам интересно", что очень приятно. Мне была интересна пьеса Марка Равенхилла. Он прочитал ее и в большой восторг не пришел. Сказал: "Ну-у, я не представляю, как это может быть". Эта позиция очень здоровая. Важно, что он хочет подходить к каждому спектаклю как к событию. С этим связано приглашение Инги Дапкунайте на главную роль в мой спектакль.
Инга - очень живая артистка и давно хотела что-то сделать в театре. Она играла у Някрошюса в Вильнюсе, у Малковича в Лондоне, в Москве ничего не играла, а ей хотелось. Мы с ней дружим, она у меня снималась в кино "Ростов-папа", которое скоро выйдет на НТВ. И я ей предложил: давай сделаем такой спектакль, который, может быть, не очевиден для карьеры - пьеса сложная, странная, сцена маленькая, не антреприза - не "Мулен Руж", где ты будешь в блестках ходить. Она знает Равенхилла по Лондону, надеюсь, сам он приедет в Москву на премьеру. На мой взгляд, постановка этой пьесы может быть событием, потому что это пьеса тридцатилетних, а про них нечасто ставят.
Тут одна критикесса написала: "У Козака странный вкус. В новом сезоне Серебренников будет у него ставить пьесу о гомосексуалистах". Это все равно что сказать, что пьеса "Чайка" - о птицах. "Отчетливые полароидные снимки" - пьеса о деньгах, о людях, которые думали, что они добились свободы, но сами не заметили, как оказались трахнутыми своими "отцами", против которых они боролись и которым говорили: мы поломаем ваш мир и построим свой. Там много любви, но я хотел бы сделать жесткую историю, объемную по теме.
"ГОЛАЯ ПИОНЕРКА" ПРОТИВ КАПИТАНОВ ДАЛЬНЕГО ПЛАВАНИЯ
- Получается, что вы не нашли после сигаревского "Пластилина" вторую сильную русскую современную пьесу?
- Нашел, но не пьесу, а прозу, и буду ее ставить обязательно. Это "Голая пионерка" Михаила Кононова. Поставить ее - моя идея фикс. Где это будет, пока не знаю, может быть, у Казанцева в Центре современной драматургии и режиссуры, может быть, где-то еще. Частично там будут заняты артисты, которые работали в "Пластилине". Есть хорошие тексты Ксении Драгунской, есть братья Пресняковы из Екатеринбурга, но я не могу разорваться.
Вообще же сильных пьес всегда очень мало. Их и не может быть много - посчитайте по мировому каталогу. С какой стати их должно быть много сейчас? Вообще я считаю драматургию всего лишь поводом к хорошему спектаклю.
У драматургов долго была ситуация спецобслуживания артистов: напиши так, чтобы я, актер, - в белом костюме, в луче света, капитан дальнего плавания. С этим надо бороться.
Арсенал ремесла режиссера постоянно расширяется. Сейчас идет тенденция, обратная цивилизации, - гораздо больше ценится ручная работа. Чем тоньше ремесло в руках, тем эксклюзивнее результат. Элемент сакрального в искусстве в принципе невыявляем, но должен быть оговорен: режиссеры, занимайтесь человеком, а не тем, как он стоит, - на правой ноге или на левой. Пусть он стоит как угодно, лишь бы от него глаз нельзя было отвести.
- Почему так получается, что у нас известна только английская современная драма? Британский совет, конечно, способствует популяризации национальной литературы, но почему тогда подобные организации не делают этого столь же успешно?
- Объяснение очень простое. Английская драма традиционно хорошая. Она еще с Кристофера Марло была всегда хорошая, а не была плохая. В России тоже есть традиции, но они вечно куда-то деваются.
Мы с Ваней Вырыпаевым хотим сейчас изложить концепцию наивного искусства: самый высокий уровень драматургии - это всегда наив. "Пластилин" - это попытка сделать наивный спектакль. Весь Шекспир наивный. Должно быть понятно и интересно ребенку - вот критерий. Не должно быть превратностей, уводящих от намерения.