Когда кто-то из стариков умирал, полподъезда выходило смотреть вслед автобусу с желтой по черному фирменной надписью "Ритуал". Из-под шин шла пыль, или выскакивал кузнечиками тонкий лед, или улыбчиво брызгались лужи. Вскоре потомки покойных торопливо трясли во дворике сладко-старые ковры, вывозили их вместе с мебелью. А пустые квартиры скупались богатыми. Теперь под окнами дома выстроилось с десяток крутых иномарок, обладавших чувственными организмами и гнусно звучащими голосами. Вариативные сигнализации заводились день и ночь от легчайшего эротического касания - на шелест зеленой листвы или постанывание ветерка.
В ту ночь машины тоже привычно гудели. Восстание машин не донимало лишь их хозяев. С остальными дело обстояло хуже. Словно ярые кровососы, уличные авто пробирались через оконные стекла, подлетали к кроватям, пикировали на лежащих (кровь пососать). И все же утром бабам и мужикам надо было идти работать, молодежи - на учебу, поэтому и они не создавали себе проблем. Дистанцировались от посторонних звуков. Принуждали себя отключиться, несмотря на комариные укусы.
По-настоящему плохо спали одни старики, ворочаясь среди мятых постелей. Им мнилось: отчаянная сирена предвещает полет мессеров и бомбовая смерть вот-вот ворвется, круша отечные животы и прозрачные кости. Разное мнилось старикам, слабеющим в неприятной неврастеничной полудреме. Разное чудилось. Временами старое поколение возвращалось из пустого забытья в реальность, сев на кроватях, дико озирало свои комнаты, полные городских отсветов. Поганый посвист истощал. Так, в иные времена пронзительный Соловей-разбойник уверенно вел древнерусского человека к смерти. В своих темных комнатах старые люди проклинали Соловья из последних силенок. Иногда авто замолкали. Тотчас светлая надежда прерывала дыхание. Но как только дряхлые легкие выдыхали воздух, железки под окнами заново поднимали вой...
И случилось следующее. Высунулась из форточки рука фронтовика Ивана Фроловича Семенова, синяя от наколок, в свете фонарей похожая на зловещую птицу. Антиптица. Враг Соловья. Иван Фролович воевал, был ранен в лицо и предплечье, участвовал в рукопашной под Курском.
С 67-го по 68-й сидел за московскую драку. Рука полминуты потряслась в воздухе, и вдруг округлый кулак, обособленный, обезумевший, не выдержал и соскочил в ночь. Кулак пролетел - с грохотом и звоном врезался куда надо, сметая лобовое стекло.
Асфальт еще принимал осколки, а все машины разом, на полузвуке, заткнулись. И на целую ночь воцарилась тишина. Этажом выше Ивана Фроловича засыпала ветеран-связистка Алена Александровна Неживая. "Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат..." - сливаясь с теплым дыханием, прожурчала песня в седенькой голове старухи. Никто из владельцев авто не вылез из подъезда. Чернели окна. Тихим старикам снился жаркий День Победы 45-го.
"Еще одной раной больше", - рассеянно думал Иван Фролович, отдаваясь стариковскому сну. Он не крепко соображал, этот ветеран. В жизни он уже ничему не дивился. Машины остывали, как щипцы после затяжной пытки. Раскулаченная рука не страдала, кровь не текла. Будто так и родился Иван Фролович, без кисти.