Япосмотрел в зеркало и сказал:
- Ну, и куда я в таком виде пойду?
Она хихикнула, мелькнула у меня за спиной и ничего не сказала. Потом еще раз мелькнула.
Я подумал: "Туда-сюда. Странно".
Но потом додумал: "Всему есть свое объяснение. Женщины должны мелькать".
- Ты скоро?
Она прошуршала в своем шелке у меня за спиной еще раз. Шик-шик, шик-шик. Красная, как фестиваль эстрадной песни в Сопоте.
- Куда я пойду? Там же генерал будет. Смотри, что ты сделала.
Она скользнула между мной и зеркалом.
- Где? Ну, покажи. Вот здесь, что ли? Да ерунда.
Потерла пальцем.
- Хочешь, пудрой присыпем?
На эту тему лет десять назад всю контору повезли на стрельбы. Председатель на совещании сказал: "Что-то оперативники у нас давно не стреляли".
А половина офицеров уже с мамонами, как сундуки. На огневой удобно только в положении "сидя".
Как груднички в кроватке. И ножки раскинули, чтоб потверже сидеть.
Потому что, если "лежа", то получаются качели. При беглом огне даже в слона не попадешь. Сильно раскачивает через пузо.
Шутка.
Но мне ничего. Два раза в неделю спортзал, и по выходным - бассейн. Даже в сорок переплывал его туда-сюда десять раз. И сейчас, если надо, переплыву. То есть в порядке. Без складок над брюками обошлись.
Потому, кстати, она и мелькает. Так бы мелькала где-нибудь в другом месте.
Я тогда взял пулемет. Молодежь стреляла из полуавтоматического, а я говорю: "Дайте-ка мне вон ту дуру". Чтобы знали, кто в доме хозяин.
И снял рубашку.
Не то что выпендриваться хотел. Типа Рэмбо, весь из себя. Просто жарко было. Июль.
Когда приехал домой, жена сказала: "Откуда у тебя засосы?"
Я говорю: "Это не засосы, а синяки".
Она говорит: "Знаю я твои синяки".
Так и не поверила. А там на прикладе такая пимпочка, куда ершик вставляется для чистки ствола. Он там хранится. И у этой пимпочки крышка с пружиной. После первой же очереди приклад к плечу присосался. Как пиявка. Отдача сильная. Я его - чмок - оторвал, и по новой.
Молодежь смеется. Говорят: "Михалыч, тебя жена из дому прогонит". Но потом притихли.
От мишени одни клочья остались.
Я поднимаюсь и говорю: "Вот так, молодые люди. Родина может спать спокойно".
Но с женой все равно потом разошлись. После Горбачева в конторе это уже никого не волновало. До перестройки только следили за такими делами. Как в церкви. У них тоже батюшка должен быть женат. Надежнее.
И дополнительный контроль. Пеньковскому в Штатах за утечку по ракетному топливу памятник из чистого золота могли поставить. Но не поставили. Потому что жена чекиста только во-вторых жена. Ей известно, что надо делать, когда муж предатель.
Так что теперь у меня просто Наталья. Мелькает и ни о чем не думает. Ей важно не опоздать в ресторан.
- Ну, чего замолчал? Говорю тебе - давай пудрой присыпем.
В итоге я все равно собрался быстрее. Хоть на пальцах пересчитывай: раз - красное платье, два - синее, три - опять красное. Им нравится выбирать. Знают, как из одной проблемы сделать четыре. Потому что четвертая проблема - это я.
Платье - шшик - на пол, а я стою и смотрю. Второе - шшик - и мне уже начинает нравиться. Третье - шшик - и я думаю: "А может, вообще никуда не пойдем?"
И говорю.
Но она смеется и просит застегнуть молнию.
Тоже ничего. Согласились. Спина под шелком на ощупь приятная. Замок по такой скользит как по маслу. Сначала вдоль попы, а потом - в ложбинку на талии. Ныряет, как лодочка с крутой волны. Только шляпу придерживай.
То есть хорошая досталась. Не жалуемся. У одного еврея увел.
Ему все равно не в коня корм. Профессор.
- Все, я готова, - сказала она.
- Правда, что ли?
- Нет, пошутила. Принеси из кухни мои сигареты. Они где-то там.
Я протопал на кухню и оттуда кричу:
- На столе нет.
- А в шкафчике?
Я открыл шкафчик, посмотрел.
- Нету.
- А на подоконнике?
- Слушай, может, ты сама их поищешь? Чего мы через всю квартиру орем?
- Я в обуви.
- А я в чем?
И тут раздался звонок в дверь.
Вот что мне не нравится, так это звонки в такую минуту. Сто процентов. Можно даже не спрашивать. То есть ты тут собрался, напудрился, ищешь ее дурацкие сигареты, а они вдруг звонят. Нельзя, что ли, позвонить соседям? Те скорее всего никуда не идут.
- Открывать?
- Подожди, - крикнул я. - Вот они, твои сигареты! Я сейчас сам открою.
Подошел к двери и посмотрел в глазок.
- Ну что? Кто там? - шепчет она. - Чего ты застыл? Будешь открывать или нет?
- Сегодня какое число?
- Двенадцатое.
Я сел на подставку для обуви.
- Ты чего, Николай? Кто там?
- А ты не могла с утра мне напомнить, что сегодня двенадцатое число?
Она уставилась на меня, и глаза у нее стали круглые-круглые.
- Не поняла.
- Да иди ты.
И мы оба молчим. Через полминуты раздался второй звонок.
- Принеси табурет, - сказал я. - На вот, твои сигареты. Можешь курить сколько влезет.
- Подожди, мы ведь опаздываем! Ты же сам меня торопил.
- Уже не опаздываем. Неси табурет.
Встал и пошел к себе в комнату. Мне на это смотреть неохота. Видели все уже.
- Открой ему! Пусть заходит.
Сел в комнате, отдыхаю. Газету взял. Думаю: "Свежая. Посмотрим, что тут у нас".
- Зашел? - кричу так, что голубь с подоконника чуть не свалился.
- Да.
- Хорошо.
А в газете непонятно про что пишут. Кто только читает всю эту чушь?
- Сел он там?
- Сел.
- Ну и пускай сидит.
Голубь смотрит на меня через окно, а я на него. Так и сидим. Я ему кулак показал. Он отвернулся.
А в прихожей полная тишина.
Я думаю: "Чего это они там притихли?"
Кузнецов посмотрел на меня и говорит:
- Подстригся, Николай Михалыч? Раньше волосы вроде длиннее носил. Или лысеешь?
Наталья стоит в углу. На ней пальто застегнуто на все пуговицы. Смотрит на него, потом на меня и говорит:
- А почему ты так непонятно выглядываешь? Ты можешь сюда весь войти и объяснить мне, в чем дело? Кто это?.. Вы кто такой?
Кузнецов говорит:
- А вам Николай Михайлович обо мне ничего не рассказывал? Сегодня же двенадцатое число.
Наталья как закричит:
- Да слышала я уже про это двенадцатое! Вы можете толком мне хоть что-нибудь сказать? Мы идем в ресторан или нет, Коля?
Кузнецов на "Колю" насторожился, и я убрал голову из двери.
Через секунду в прихожей его голос:
- А я подумал - вы дочка. Просто, думаю, до этого с мамой жила. Поэтому я вас раньше не видел. Так и подумал, когда вы дверь мне открыли.
Я кричу:
- Ты сидишь там - вот и сиди! Догадки свои при себе можешь оставить!
И мы все опять замолчали.
Наконец Наталья не выдержала и говорит:
- Ну, я не знаю! Это какой-то идиотизм. Со мной такого еще никогда в жизни не было. Хоть кто-нибудь понимает, что происходит? Я лично - нет! И в этом пальто я уже вся вспотела!
А в газете - ну вообще ничего. Шаром покати. Хоть бы про футбол что-нибудь. Или про Пугачеву.
Вдруг за окном как шарахнет. Наталья в прихожей ойкнула.
- Опять стреляют?!!
И мне через дверь кричит:
- Коля! Что это? Снова путч? Стреляют - слышишь? А ты ничего не говорил!
- Это дети, - сказал Кузнецов. - У них карантин. Все школы из-за гриппа закрыты. Поэтому они взрывают китайские петарды у вас во дворе. И вообще по всему городу. Я пока шел от метро, два раза бабахнуло. Очень страшно. Неожиданно потому что.
- Идиоты! - сказала Наталья.
- У нас дома уже все переболели, - добавил Кузнецов. - Две девочки и один мальчик. Еще до карантина.
- Твои дела семейные никого здесь не интересуют! - крикнул я из-за двери. - Сиди и помалкивай!
А потом думаю: "Чего это Наталья там с ним стоит? Шибздик, конечно, но кто его знает".
Приоткрыл дверь и говорю:
- Иди-ка сюда.
Она посмотрела на меня и скрестила на груди руки. Волосы на висках слиплись от пота.
- Может, хватит оттуда выглядывать?
Я ей повторяю:
- Иди сюда.
Не очень таким громким голосом.
Но ей уже начихать. Даже на негромкий голос. Хотя обычно пугается.
- Сам иди. Я собралась в ресторан - я раздеваться не буду!
Я говорю:
- На-та-лья.
Она отвечает:
- Че-го-о?
В те же три слога.
Я думаю: "Ну, теперь понесло. Не успокоится, пока не прижмешь как следует. Думает - если жопа красивая, то перед ней все будут хвостом вертеть. Наивная, как президент СССР Михаил Горбачев. Ничего, жизнь научит".
Но не при этом шибздике. Сейчас уйдет, тогда побеседуем.