Сергей Шаргунов Газетный формат не позволяет развернуться прозе. Тот кусок из новой повести А.Геласимова, который мы публикуем, интригует. Приоткрою интригу: Кузнецов, навестивший героя, - его давняя жертва, пострадал за анекдот и стабильно в годовщину расправы на несколько минут наведывается к палачу. Очень киношно. Геласимов - режиссер.
Кроме этого, Геласимов - человек литературоцентричный. Значит, не ленивый. Живет со смыслом. Почему такой? Наверное, потому что мороз вкусил, жизнь знает. Из Якутска парень.
Можно пьяно всхлипывать про "наших зэков и трактористов", притом жалобно и невпопад заискивая перед шофером такси, который повезет тебя из растленного клуба. Можно бегать с шилом в заду и орать про "целый комплекс идей", презирая "узость писак". Можно жужжать в "живом журнале", как в станционном сортире, расстелить газету и преломить на ней воблу, работа газетчика, увы, зачастую подобна этому процессу. Все это - окололитературно. Отходы. Время - лучший чистильщик, не взирающий на благородные побуждения.
Водитель крутит баранку. Рабочий кладет цемент. Можно полезть к трудяге: "Брат ты наш!" с мазохистичным классовым или национальным состраданием. Можно бредить опрощением, вываливаясь в благословенном цементе. Однако рабочий - не ангел, но даун.
И вы, интеллектуал, еще пущий тупица, только по-своему.
Единственный выход из загона, по крайней мере на нынешний исторический момент, удариться об загон. Умственно и практически. Увидеть и принять. Поэтому политик пусть радеет за народ в учреждении. Писатель пусть за письменным столом радеет, за что хочет. А отчуждение преодолевается и братство завоевывается поодиночке. Один водит лопатой, другой одержим всеобщим процветанием, третий пишет поэму "Гусиное перышко". Притом никто не мешает поменять лиричную безрукавку на пиджак депутата или комбинезон пролетария.
Бытие, штука странная, требует личного труда. Геласимов пишет книжки. Это его экзистенциальное алиби.
Что ждать от литературы? Ультразвук показал нечто мужественное, и врач молвил: "Реализмус". Нивы побелели. Скоро поседеют Сенчин, Геласимов, Денежкина родит двойню и растолстеет, время нещадно подгоняет┘ Есть пахари, они же жнецы, брошены в почву благие пожелания, таланты имеются, и, кажется, вот-вот, зашуршат обильные всходы. Время - жать. Отжать водянистое, оставить жгучее и выдать читателю. (О напряженных ожиданиях от новой прозы в следующей "Свежей крови" - Вл. Новиков, О.Славникова и Е.Ермолин). Но спешить надо тоже осмотрительно. Ведь несравнимо достойнее потратить пять отшельнических лет на глубокий роман, чем таскаться по салонам со стишком или манифестом, в экзотическом наряде и в окружении нескольких безумцев-послушников┘
А.Геласимов похож на режиссера С.Герасимова. Крепкий монтаж, реалистичная суконность, социальность (в советских фильмах всегда было много звука: дети скрипели качелями, старушки стучали клюками). Эпичность, как ни крути.
Но для русской литературы - это авангардно. Приходит доктор Андрей и приступает к операции. Орудует точно, смело, без лишних движений, в сжатый срок. Протертым блестящим инструментом. В перчатках стерильных, и, когда под конец текста он их стягивает, кое-кто может расслышать резиновый скрип ("Ах, искусственно!"). Не беда. Не беда, что, на чей-то слух, диалоги киношно сентиментальны. Не беда, что, на чей-то взгляд, герои киношно ходульны, то есть плетение слов, языковой гущи, недостача. На самом деле у Геласимова свой почерк.
Это благородно окуклившийся аскетичный стиль? Да. И нет - вечная жажда меняться, продвигаясь дальше, осваивая новые приемы и предметы изображения.
Я не разбираю конкретных, столь разных вещей ("Жажда", "Фокс Молдер┘", "Рахиль"), все напечатано, ознакомиться несложно. Передаю отрадное ощущение. Действует человек. Ремесленник. Проникновенно, ибо прицельно.
А вам чего надо?
