Полоса отдана "деревенщине". Недаром же лето началось! Для России и для нашей словесности здесь, быть может, самая большая загадка.
Именно русских писателей деревня затягивала и волновала, на что есть твердое социальное обоснование. Мы были оставлены позади Европой, аграрная страна с 80% крестьянского населения. Лапотное большинство читать не умело, что, конечно, не мешало реалистам: Бунину сочинять "Деревню", а Чехову "Мужиков".
Однако формальная логика обманчива. Дело не в статистике и не в экономике. Что бы ни происходило с селом и землепашцем, писать о деревне не перестают. Земляная тема неисчерпаема. Можно вспоминать беду раскулачивания или воспроизводить позднесоветские плачи последних деревенских старух, можно ликовать рождению колхоза и нахваливать освоение целины┘ Но разве в этом смысл земляного текста? По-своему понятые отдельным автором исторические перемены - это всего лишь фон. Смысл - в самой землице.
Где сегодня землица в литературе? То разбухше-сырая, то сухонькая, но обязательно родная┘ Маловато. Но все равно┘ Пускай в избах остались только умирающие на печках, вместо пашен и тракторов - бурьян и ржавчина, словесность, новая, осуществленная новыми, вытягивает и возвышает деревенскую тему. Вырастают новые деревенщики.
Какие они? Они - травяные. В них и шелестящая кротость, и сочное упрямство.
Я считаю именно культурным явлением то, что село, изнуренное до фантома, не желает сдаваться. Прорывается в политику, чему пример - успех аграриев во главе с алтайским губернатором Лапшиным. И когда вдруг читаю, что Союз журналистов России и АПР учинили конкурс и теперь молодые журналисты и литераторы будут соревноваться, изображая славный образ труженика села, я - поддерживаю. Молодцы! Правильно! "Воспеть село!" - какая в этом призыве добротная уверенность. "Сельский портрет" - мягко называется конкурс, и тут отсутствие страха показаться старомодными. Преодоление постмодернизма.
На "сельско-творческий призыв" отклик неизбежен. Поколение очередных ревнителей деревни уже проявилось. Вещает во весь голос двадцатилетний, знаменитый своим консерватизмом Алексей Шорохов:
Все грустнее моя деревня.
Скоро выпадет первый снег -
Будто сон о прекрасной
царевне
Присмиревших полей и рек.┘
Только голову спрячу в плечи,
Прошептав: "Во веки
веков┘"
Это значит, что в этот
вечер
Умер кто-то из стариков.
Стихи отчасти подражательные, школьные. Но прислушаемся: человек пишет не от себя, а повторяет некое заклятие. Переливаются протяжные фразы через Кольцова, через Есенина, через Рубцова и обречены длиться до скончания дней. Во веки веков┘
Пускай конкурсанты напишут, что хотят. Про пьяную безотрадность. Или выдадут историю про удалого председателя колхоза со строгими бровями, вышедшего в главные аграрии. А у нас на полосе - кусок из смоленского прозаика Максима Свириденкова про недоброго лесника и загнанную лошадку.
Земля принимает бренную плоть и уравнивает людей. Кто смерд, а кто хозяин, уже не разобрать. Земля в литературе чудесным образом соединяет художников самых разных дарований, привносит что-то большее индивидуального. У меня у самого сердце скреплено землицей, глубоко схороненные кости предков-крестьян ближе к рассвету отзываются перезвоном.
Бродский с его отточенным чутьем пространств уподоблял мороз Небытию. Влюбленные в почву, в глину, в песочек, в палый листик русские с пониманием отдают тела ямам. Относятся к смерти, как к зиме. В религиозности своей - суеверны, в мистицизме - материалистичны. Безусловно, Бродский - поэт-деревенщик (избяные стихи времен ссылки окончательно выявили это). Ходасевич с его сборником "Путем зерна" - тоже деревенщик.
Путем зерна┘ Здесь разгадка русской кончины, семейственности, раскулачивания, которое претворяется в колхоз, колхоза, который претворяется в бурьян. Русским по душе пришлась библейская притча про сеятеля - горячее семя вонзилось в любвеобильную почву. Крестьяне ("христьяне") оказались в сердцевине русской культуры, о них были все помыслы и воздыхания просвещенной части общества. Сильные своим надличным слиянием с просторами, своим в поту и слезах ежедневным общением с природой - они заставляли эсеров кидать бомбы в городских пузанов (как говорится, "вышел сеятель сеять┘").
Наверное, в идеализации крестьянства было много мифического. Человек, который покорно оставлял после себя крестик на бумаге да деревянный крест на кладбище, не мог не вызвать умиления. Однако вожделенное социальное равенство моментально принизило тему. Стало понятно: красота простых людей в их простоте. Темные люди чаруют внутренними светлыми пустотами. Их непритязательность и непросвещенность и есть лучшие качества.
На самом деле крестьяне были хороши тем, что легко стушевывались. Большая часть населения как бы отсутствовала. Главное место занимала земля. Поле было горделивее пахаря.
Вообще, почва - всюду! Жизнь - это странное свечение над почвой.
А там, где нет деревни, будут писать про дачный сад.
Или про московский газон.