А за спиной все равно всегда будут Минин и Пожарский...
Виктор Корецкий. Наши силы неисчислимы. 1941. РГБ
Сколько ни читай об Александре Исаевиче, его биография рассыпается, как мозаика. Отзывы от хвалы до хулы. Как в понимании Советского Союза. Каждый сам решает для себя – кто для него Солженицын: светоч совести, великий писатель земли Русской, пророк-праведник или┘ Обратные мнения приводить не буду. Равнодушных нет. Все оценки – крайние.
Не исключение здесь и жизнеописание, созданное Людмилой Сараскиной. Житие. «Там нет истины, где нет любви – этой христианской максимой решается вечный спор между биографами-апологетами и биографами-судьями», – так пишет она.
Книга уникальная. Все-таки масштабного исследования жизни Солженицына еще не было. 935 страниц дороги жизни до самого последнего времени. Письма из семейного архива Александра Солженицына, отрывки из длинного «вермонтского дневника» Натальи Дмитриевны, многочисленные воспоминания и мысли о писателе друзей, знакомых, диктофонные расшифровки, рассказ о собирании и переправке «Архипелага». Кроме того, житие прочитано и принято героем (он часами беседовал с Сараскиной и делал заметки на полях), что интригует безусловно и вызывает ехидство недоброжелателей. Хотя, по-моему, очевидно: Солженицын и не должен был сбивать чистый и горячий стиль апологетики, его задачей было лишь разъяснение биографических фактов.
Впервые я прочитал Людмилу Сараскину в октябре 93-го. Она сказала, что там, где о количестве убитых говорят «около», – становится страшно. И еще: так бывает в русской истории, что неизвестно когда, в какую весну вдруг начнут всплывать трупы убитых при очередном жестоком сюжете.
Главная уникальность этой книги в том, что у нее идеально подходящий автор.
Случай Людмилы Сараскиной очарователен сочетанием смысла и стиля, стержня и словесности. Нравственное чутье Сараскиной переходит в красоту, аристократический минимализм и даже гулкую гневность ее слога. Ощущение от книги, как от поедания земляничин на рассвете, этих древних и младенческих родных ягод русского леса┘ Чего больше у Сараскиной – смысла или стиля? Неразрывны. Смысл – человечность, готовность к жертвенному одиночеству, жизнь не по лжи. Стиль – благородный, ясный, нервный. Считается, что Сараскина тянет свою линию литературы от Пушкина и Достоевского к Солженицыну, но истоки, конечно, более ранние: Житие протопопа Аввакума, Житие Петра и Февроньи Муромских, Поучение Владимира Мономаха своим детям.
И вот вышло Житие Александра Солженицына, где есть все элементы канона: трогательная любовь, мудрые поучения, гонения и мучения, ликующие приветствия верных.
Не надо иронии про отголоски советской апологетики, когда в честь живых вождей и пророков называли улицы и города.
В конце концов лично Солженицын заслужил право на красивую композицию – стать слушателем собственной воспетой судьбы. Книга в серии ЖЗЛ – это жезл для пророка. Опереться и окинуть всезнающим взглядом этот мир...
А уж подчиняться жезлу или нет и за кого почитать Солженицына – на то дана свобода.
Биография Александра Исаевича вышла в относительно новой серии издательства «Молодая гвардия» – «Биография продолжается». То есть о живых. Но уже настолько замечательных, чтобы попасть в серию. Полагаю, будет достаточно любопытно вспомнить – какие книги выходили в этой серии ранее. Итак, перечисляю, только не волнуйтесь.
Первая книга – о Борисе Громове. Вторая – о Валерии Газзаеве. Третья – о Евгении Примакове. Четвертая – о Геннадии Зюганове. И пятая, как нетрудно догадаться, – о Владимире Путине. Признаться, только она и не вызывает недоумения, все-таки президент. Остальные, при всем уважении, особенно, конечно, к Валерию Газзаеву, как бы это сказать... ну, в общем, могли бы быть и другие фигуры.
Логичнее было бы выпустить первой книгу про Путина. Второй – про Александра Исаевича Солженицына.
Все, что дальше, – хоть какие-то сомнения, но вызывает, даже Газзаев.
Только один Солженицын действительно бесспорен. Последний пророк империи. Последний, чей голос хоть кого-то еще может затронуть. Не всколыхнуть уже, нет, но хотя бы не оставить совсем равнодушным. Хотя непонятно, честно говоря, нужно ли нам это – не остаться равнодушным?
Солженицын сделал все что мог и даже больше, но сейчас его образ – про то, как бодался теленок с дубом, – выглядит наиболее убедительно. И наиболее страшно. Потому что, несмотря на календарную весну, за окном – осень, а телят по осени считают. А посчитав...
Признаться, не хочется даже и думать о том, что будет с телятами, когда их всех посчитают.
Одна надежда на Александра Исаевича.