В городе Франкфурте все небо расцарапано самолетами. Не переставая летают по небу самолеты. Можно подумать, что город по-прежнему бомбят. Да, "бомбят", но разными воротилами бизнеса, ибо Франкфурт - финансовая столица Европы, здесь небоскребы и самая длинная торговая улица. Еще тут была чума. Еще состоялась очередная книжная ярмарка, где почетной гостьей предстала Россия. Прилетели сто наших писателей.
Как известно, не столь давно главной во Франкфурте была Польша - и затем вступила в НАТО. В прошлом году была Литва. То есть, безусловно, эта ярмарка с ее акцентами, как и премия Нобеля в области литературы, - явление политическое. Открылось все седьмого октября вечером в концертном зале. Выступали разные чиновники с двух сторон - друг на друга похожие, эдакие школьные директора и завучи. Немецкая чиновница говорила: "У вас есть такая эпиграмма "Умом Россию не понять┘" Пора бы понимать. Что за глупость! Надо все понимать умом┘" Добавила про солдатскую агрессию "на вашем юге".
Российская чиновница (между прочим, вице-премьер Галина Карелова) отвечала: "Мы, пережив перемены и обновившись, с оптимизмом верим в будущее. Я, пользуясь случаем, поздравляю нашего Владимира Владимировича с днем рождения┘" А потом выпустили на трибуну Владимира Маканина. И он зачитал ни во что не втыкающему сборищу свое эссе для "Нового мира". Смысл был таков: всегда русская литература занималась раздеваниями. Даже если Обломов лежал, а Онегин зевал - все равно то были суть раздевания. А уж когда началось расказачивание или появился человек с номерком зэка - тут уж дикий стриптиз. Заканчивается же русская литература на маканинском "Андеграунде", и теперь ожидайте самодовольную новь. Речь интересная, но мутная. Понятое присутствующими выразил мэр Франкфурта: "Сколько несчастий пережили вы, русские!"
На следующий день, восьмого, - началась работа ярмарки. Целый день проходили встречи с писателями и круглые столы - из-за количества участников мероприятия шли параллельно.
Начнем с того, что удалось отведать в меньшей степени - с западных павильонов. Сновали толпы народу - вдвое больше, чем в российском холле. Крикливые плакаты обещали встречу с человеком-бестселлером Коэльо. С плаката подмигивал милый мальчик Гарри Поттер. Единственным иностранным издательством, согласившимся потанцевать с Россией, было немецкое - "Дюмонд", на стенде которого состоялась специальная русская программа: непохожие Виктор Ерофеев и Роман Сенчин. Первый, в оранжевых ботинках, следуя стилю балагура, сказал, что новый реализм пережевывает его персону острыми зубками. Второй, в сером свитере, следуя законам новой искренности, сообщил, что пишет про безвольного, лишенного стержня героя, и у героя у этого зубы выпали или шатаются. "Спрашивайте меня про все. Про Путина, про Распутина!.." - завлекал Ерофеев, но публика лишь корректно улыбалась.
Все были похожи на всех. У Александра Кушнера голос митингово-тонкий, как у не прилетевшего Лимонова. Сергей Чупринин походил на Александра Проханова, привезенного почти контрабандно, - оба крупные, темные, в пиджаках и водолазках. С Ирой Денежкиной погуляли. Плюнула мне в рот жвачкой. Ничего не пишет. Зато хорошеет. В роскошную гостиницу ее вселили. А нас с ветераном чеченской Аркашей Бабченко бросили в паршивый отель без холодильника и мыла. И дали, блин, супружескую двухместную постель размером с окоп.
Три независимо представленных на ярмарке издательства ("Ад Маргинем", "Амфора", "Независимая Газета") учинили в клубе на окраине Франкфурта вечеринку. Играла музыка сталинской поры. Владимир Сорокин хвалил большое сердце издателя Александра Иванова, заикался, мычал и тянул фразы чересчур демонстративно - короче, тоже новая искренность.
Круглые столы скучны и травоядны. Нормально, так положено. Единственный инцидент - Михаил Мейлах вырвал микрофон у Анатолия Наймана и ударил его с криком: "Лжец!" Удар в контексте круглого стола по "мемуаристике".
Я сидел на круглом столе "Молодой писатель: культура поведения". И вроде спокойно сидел. Но быстро ощутил себя крайним. Андрей Витальевич Василевский припомнил стародавнюю "дебютскую" отдачу денег Лимонову. Тут же Андрей Дмитриев разъяснил иностранным товарищам о "покупке оружия и крайне националистической партии". "Шаргунов - юноша одаренный и без такого пиара бы прославился", - подытожил он. Разумеется, коллеги - Сенчин, Андрей Геласимов, Ксения Букша, Бабченко, Олег Павлов и проч. - отмежевались и умыли ручонки. "Писатель должен писать. А не быть шоуменом", - дежурно повторяли они, косясь на отщепенца. Отщепенец ответил, что да, "ты царь, живи один", и литература дело глубоко интимное, только при чем здесь писатель как публицист, при чем здесь его естественные реакции на общественную жизнь. Это что, возбраняется? В общем, пустая, фальшивая "дискуссия".
Прощальным залпом ярмарки был общий праздник, где плясали все. Даже Андрей Василевский и Андрей Немзер. А Ксения Букша била посуду. Не в такт музыке крушила ножом кружки и тарелки. Ультрарадикалка!
Официантки униженно смирялись. Все (!) литераторы блаженно хихикали. Никто, включая меня, не урезонил прелестную громилу.
А ночью я пошел в кварталы бедноты, где люди говорят друг другу "ты". Среди черноты, дождя и красных фонарей встретил заплутавшего Юрия Мамлеева в желтых очках рейвера. Он потерял отель. Я спас Мамлеева, но предварительно поинтересовался, не стал ли он благостным куротрупом? Говорит, нет. Но, кажется, стал.