Мир и вправду тесен

Та самая сосновая кора и последняя записка отчима с войны. Фото Алисы Ганиевой

Все больше убеждаюсь в том, что вся жизнь соткана из повторений, совпадений. Событие рифмуется с событием, встреча со встречей. Мой отчим Владимир Этингер был художником (см. «НГ-EL» от 04.09.19), и после его ранней трагической смерти у нас остались десятки его картин. В 2003 году в ЦФРИ в белом зале проходила выставка работ Евгения Куманькова «Улицы Москвы». Тот был главным художником Малого театра, а для себя писал городские пейзажи. Учился во ВГИКе на год старше Володи и дружил с ним. Придя на выставку, я оставила в книге отзывов несколько строк, где передала ему привет. Он прожил долгую жизнь, 92 года, и сын у него тоже художник и живет у нас в Хамовниках.

Вообще я хожу на все художественные выставки. В Музее Востока, а затем и в зале МОСХа на Беговой была выставка Игоря Радомана. В 1954 году он написал два карандашных портрета Володи Этингера, и один я подарила сыну Володи.

Художники Радоман, Чулович, Поливанов и Этингер оформляли павильон «Геология» на ВДНХ в 1957 году. А 21 ноября 2004 года я пошла в Тишинский торговый центр. Галерея «Вместе» организовывала там акцию «Назад в СССР». Встретила имена Васина, Нечаевой, Чебукова, Богородского, Цыплакова, Зверева, Мельникова. И вдруг вижу галерею из Беляева. Картина Чуловича «Весна» за 1200 долларов. А я картины отчима отдавала всего за 200–400. Вот что значит прожить 74 года, а не 41, как Володя!

В галерее «Совком» встретила много картин Нины Сергеевой. А ведь она у меня первые десять картин на художественную лотерею отбирала. Я к ней приходила несколько раз в мастерскую на Масловке. Сейчас ее картины во всех галереях. А я отдала задарма самые лучшие!

В галерее Леонида Шишкина встретила картину Владимира Илларионовича Гапошкина, он жил на Красной Пресне, был старше Володи и служил секретарем парторганизации МОСХа. Он единственный тепло откликнулся на смерть Володи, написал некролог в газету «Московский художник» и в 1960 году предоставил свою квартиру для прощания. Мама с трудом переносила трагедию его самовольного ухода из жизни. Гапошкин оказался преданным другом и дальше. Он устроил мне выпускной вечер после института и назвал меня Джоконда. Подаренный им с трогательной надписью томик Дюма я храню до сих пор.

Однажды через один известный журнал кинула клич: «У кого есть картины Этингера?» Откликнулась женщина, которая в салоне на Ленинском, дом 99, купила «Весну» (здравствуй, племя молодое!). Позвонила дочь режиссера Георгия Натансона Марина (он умер недавно, в 98 лет). Сказала, что у них с 1950 года висит ранняя картина Володи «Кадаши», подаренная Володей ее отцу.

Картины Владимира Этингера устояли перед временем и даже перед затоплением. Фото Алисы Ганиевой

А недавно смотрю новости по телевизору и слышу: «В Волжске Республики Марий Эл сильнейший дождь». И сразу нахлынули воспоминания о Йошкар-Оле, эвакуации, смерти бабушки, о том, как я в пять лет ударилась об угол печки – до сих пор шрам на лбу. Вспомнилась сосновая кора, на которой другой мой отчим, папа Ваня, признается маме в любви. И его записочка с войны: «Лясеньке 12 марта 1942 г. – целую маленькую деточку от папуленьки. Пусть этот детский костюмчик ты наденешь уже с папой. Золотой Лясеньке от папы Вани». А подписано февралем 1943 года. Его призвали из школы командиров, находившейся в Марий Эл, а я думала, что писал он уже с места боев. Значит, даже неизвестно, куда его закинули в действующую армию. Ведь в том же феврале 1943 года он уже пропал без вести. Разве можно было полюбить какого-то другого дядьку, если мне были написаны такие теплые, ласковые слова?

Или еще совпадение. Когда-то в 1990-е мне в руки попался журнал «Америка» с изумительным стариком типа Хемингуэя. Каждый волос из ноздри виден, каждая морщинка. Впервые узнала, что это американский поэт Роберт Фрост. Вырезала этот портрет, и вот уже третий десяток лет он стоит за стеклом на книжной полке, и все спрашивают: «Кто этот старик?» Приходится объяснять. А потом я купила книжки его стихов и поставила рядом. И вдруг читаю в «НГ-EL» интервью с поэтом Санджаром Янышевым (см. номер от 15.08.19). Его спрашивают, переводил ли он Фроста. А он отвечает: «Каюсь. Началось все со стихотворения «Бук»: В общем, перевел в результате дюжину фростовских «штучек» (так я называю его короткие метризованные стихотворения). По большому счету мне просто хотелось пропустить любимого поэта через себя».

Вот и встретились! Мир действительно очень тесен.