Юлия Виноградова
Человеческая "перенагрузка" в ЦСК "Гараж". Те, кому удалось проникнуть за решетку, толпились в входа.
Фото Павла Круга
Открывается Московская биеннале современного искусства. Ну как не пойти на вернисаж – событие. Два года ждали, что там такого европейский гость Мартен напридумывает с нашим российским искусством. А после кризиса стало еще интересней – на кого из зарубежных творцов хватит денег. На дорогих биеннале работы художникам заказывают специально. На нашей – наверняка собрали «из того, что было». Название, впрочем, этот предполагаемый французский винегрет оправдывает: «Contre exclusion» – «Against exclusion» – «Против исключения».
В моей сумке волею судеб аж четыре пригласительных. Обычно друзья, знакомые, коллеги звонят, пишут, просят – нет ли лишнего билетика? В этот раз мы сами звоним, предлагаем. Парадоксально – никто не рад нашим пригласительным. Из типичных отказов – не могу, не хочу, занят, на дух не переношу ваше современное искусство.
Открытие начинается в пять. Около шести вырываемся из редакции. Мясницкая, конечно, стоит: ехать сейчас на Образцова на машине – приехать как раз к концу вернисажа. Под проливным дождем бежим в метро, где сразу погружаемся в крепкие объятия часа пик.
Звонит приятель: «На биеннале идешь?» – «Иду?» (Действительно иду, пешком от «Менделеевской».) «А я не иду! – гордо заявляет голос на том конце трубки. – Что я, баран, в расфуфыренной толпе толкаться? Я завтра пойду, в тишине и с удовольствием». «Интересно, – думаю, – кто из нас в данном случае этот самый исключительный: я, получившая приглашение на открытие и согласившаяся сегодня играть роль «расфуфыренного барана», или мой друг, исключивший себя из их рядов?» И только сейчас начинаю задумываться на тем, какую хитрую задачку предложил своим проектом господин Мартен российскому обществу.
Перед входом в Гараж нас встречает толпа. Подозрение, что это «зайцы безбилетные», рассеивается быстро – пригласительные есть у всех. А вот в вожделенные ворота арт-центра пускают почему-то лишь избранных. С трудом удалось выяснить, что в Гараже оказывается «перенагрузка» – вместо полутора тысяч человек, на которых якобы рассчитано помещение, пришло три. Так что пока те лишние полторы не выйдут, топтаться нам тут всем на тротуаре.
А люди прибывают – на дорогих автомобилях, хорошо одетые, говорящие на разных европейских языках. И так же безнадежно встают в ряды теперь уже насильственно «исключенных». Исключенных или исключительных – перед закрытыми воротами арт-центра в принципе неважно.
 За глянцевым фасадом Гаража. Фото Константина Ремчукова |
Скоро вокруг начинают звучать разнообразные предложения о том, какими средствами будем «брать Гараж на абордаж». Оказавшаяся рядом с нами Ирина Прохорова, главный редактор «Нового литературного обозрения», интеллигентно предлагает вспомнить забытые навыки выживания в советских очередях. Одно становится очевидно: что-то тут с исключениями и исключительными неладно. Или, может, как раз так и задумано? Размашистая надпись «Против исключения» на воротах самого эксклюзивного арт-центра Москвы, собирающего самую эксклюзивную VIP-публику и располагающего, по всей видимости, самым эксклюзивным в Москве бюджетом (ведь список Forbes – это тоже для исключительных).
О да, с названием выставки куратор Мартен явно просчитался. Ну не знал господин француз, что в русском языке слово «исключение» и производные от него имеют куда больший спектр значений, чем во французском. Exclusion на языке Мольера действительно всего лишь удаление чего-либо, exclusif – что-то, составляющее исключительную принадлежность чему-то. В русском же «эксклюзив» прочно ассоциируется с красивой жизнью, вещами класса luxury, большими деньгами (правда, иногда еще и дешевой рекламой), а слово «исключительный» – одна из характеристик высокого качества.
Мартен, конечно, об этом не знал и не думал – он о своих африканцах думал. О колониальных несправедливостях, о благородном стремлении выявить оставленную без внимания художественную провинцию. У него ведь, как у любого человека, свои национальные комплексы – французские. У нас, у русских, – свои.
Исключительность положения богатого по отношению к бедному не давала покоя русскому обществу во все времена, но особенно это противостояние обострилось в постсоветский период. Почему в нашей стране водители почти никогда не уступают дорогу пешеходам? Психологи говорят, что все потому же. Дело отнюдь не только в общей культуре поведения. Садясь за руль, многие начинают смотреть на пешехода сверху вниз: машина символизирует социальный статус – по определению более высокий, чем у человека, не имеющего собственного транспортного средства. Если уж простой автомобиль становится средством показать свое превосходство над людьми, то что уж говорить о чем-то более серьезном. Не доросли мы, похоже, еще до мартеновской толерантности.
Так что «Против исключений» в Гараже выглядит просто как абсурд. Впрочем, в этом абсурде слышны отголоски пресловутого постмодернизма с его играми и гипертрофированными издевательствами. Вряд ли к этому стремился серьезный и прямолинейный Мартен. Но побочный эффект получился веселенький.
Впрочем, бог с ним, и с Гаражом, и с его толпой. Нам не узнать, что это было – просчет организаторов (элементарно напечатали слишком много пригласительных) или все-таки определенный пиаровский трюк владельцев. Внутрь мы все равно попали. Увидели по ту сторону железного забора знакомое лицо, убеждающее охранника в необходимости пропустить какую-то роскошную длинноногую дамочку. Дружно заорали, стали названивать со всех мобильных. Лицо оказалось благородным во всех отношениях: протащило через кордон не только дамочку, но и нас, и Ирину Прохорову, и еще кого-то. Ну а в полюбившийся уже девиз «против исключений» захотелось срочно добавить еще и «против блата».
