Ольга Батлер «Наверняка твоей жене любопытно на это посмотреть», – сказал знакомый мужа, приглашая нас на вечеринку английских ветеранов-десантников в его лондонском саду.
Конечно, мне было любопытно. Любопытство не оставляет меня все годы, что я живу в Англии. Какие сюжеты здесь встречаются. Для местных они – всего-навсего замылившая глаза рутина, но для иностранки – причудливая реальность, перед которой пасует даже фантазия.
Вечеринка десантников и их подруг оказалась настоящим интернационалом. Там были не только англичане, валлийцы и шотландцы, но индусы, их дамы в сари, выходцы из Африки и Ямайки, вальяжные пакистанцы, красивый грек, статный испанец, веселые еврейки, латиноамериканские девушки и куча разных метисных вариаций, не поддающихся опознанию.
Тем не менее народ тихо обалдевал, когда узнавал, что я русская. Кое-кому из них было трудно поверить, что я вдобавок понимаю по-английски. Поэтому, разговаривая со мной, они подкрепляли свои слова жестами.
– У нас был учебный марш-бросок, – мой очередной бравый собеседник пальцами изобразил на своей ладони шаги, – я замерз, устал, хотел прилечь, – он подложил ладони под голову, закрыл глаза. – Тогда он, – рассказчик кивнул в сторону хозяина,– укутал и покормил меня... – он раскрыл рот, изображая кормежку, – как своего сына!
– Что ты орешь на нее, да еще с дурацким акцентом?– заметил ему проходивший мимо хозяин дома.– Она не глухая. Она такая же, как мы.
– И пальцев столько же, сколько у вас, – покрутила я перед ними пятерней. («А вы нас монстрами считали. Стыдно теперь?»)
– Ладно, – мой простодушный собеседник перешел на заговорщицкий шепот. – А когда мы летели на самолете, – он растопырил руки, напомнив мне маленького мальчика, играющего в войну, – я боялся прыгать первый раз...
Но я так и не узнала, что давным-давно случилось с ним в самолете, или в небе, или уже на земле.
В саду неожиданно раздалась громкая музыка: это для гостей заиграл смуглолицый дуэт с узким ручным барабаном и гитарой. Чем больше я их слушала, тем больше удивлялась. Песни были не только неожиданной чистоты и силы, они показались мне знакомыми, почти родными.
Это был советский эстрадный репертуар 80-х годов. Достаточно было закрыть глаза, чтобы представить себя двадцатилетней. Подобные мелодии лились когда-то из телевизоров, радиоприемников, с эстрад московских кафешек. Неудивительно, что все эти «ая риба-ая риба» и «гвантанамера» вызвали во мне острый приступ ностальгии.
«Странные индусы, – подумала я, посмотрев на длинные пальцы и интеллигентные лица исполнителей, – и музыку странную подобрали».
Народ станцевал сиртаки, отпрыгал хаву нагилу. Веселье становилось все более буйным, и самые заботливые кавалеры начали потихоньку уводить своих партнерш домой. Но я попросила мужа задержаться – так меня увлекла эта музыка.
Когда они исполнили «Катюшу» и «Очи черные», я совсем расчувствовалась, пошла благодарить.
– Ай эм рашн, – ткнула себя пальцем в грудь. – Сенкью вери мач!
И тут настал момент истины.
– Пажалста, – ответили они.
Это были вежливые грузинские ребята, два Скрипача из «Кин-дза-дзы». В консерватории, небось, учились.
Потом они сыграли «Калинку». Это, надо сказать, было зрелище: британские десантники, с удовольствием отплясывающие под русскую песню, которую исполняют грузины. Они даже пытались напевать что-то.
Еще украинца с бас-барабаном сюда пригласить, и лондонская лужайка стала бы олицетворением мечты о дружбе и мире между поссорившимися народами.
«Вот какие номера надо готовить для Евровидения, а не бездарные We don't wanna put in, – растроганно подумала я. – Музыка объединять должна. Ведь хорошие вокруг люди, если на каждого в отдельности посмотреть. И чего ругаемся, воюем, политику во все подмешиваем».
Потом я попросила их исполнить «Сулико».
– Хочешь танцевать? – пригласил меня муж.
Я положила руки ему на плечи, и мы медленно затоптались на лужайке под щемящую грузинскую мелодию. В тот момент я уже знала, что самым ярким воспоминанием вечера для меня станут не подвыпившие разноцветные натовцы, а два этих мальчика-музыканта.
Я могилу милой искал. Сердце мне томила тоска...
Эта песня окончательно сроднила меня с ними. Ведь мы понимали друг друга с полуслова. Культурное пространство – фильмы, искусство, история – у нас оставалось общим. Не говоря уже о кулинарном пространстве. (Как хорошо отламывать кусок за куском от еще теплой хачапури, запивать домашним вином и слушать тосты гостеприимных хозяев. Впрочем, тосты – это опять культура.)
Ох, Сулико, как же так получилось. Ведь прожили вместе около двух веков...
«Мы понимаем, что войны начинают политики, но скажи – что за люди в Грузии живут», – допрашивали меня несколько месяцев назад друзья мужа на наших традиционных посиделках в пабе.
Сердцу без любви нелегко... Я верю, плохое когда-нибудь забудется, и мы начнем ценить главное. А главное – оно всегда хорошее. Может, народы и не ссорились?
– Тише вы, – хозяин дома зашикал на гостей, требуя уважения к единственной оставшейся на вечеринке даме, – для Ольги играют русскую народную песню про любовь!
Но разгулявшемуся десанту было уже не до лирики. Вокруг начался бедлам. Один гость маршировал, другой безуспешно пытался выбраться из кустов, третий свалился в пруд, распугав уток, четвертый орал патриотические песни (третий ему подпевал прямо из воды).
Теперь вечеринка ничем не отличалась от празднования Дня десантника в Парке культуры и отдыха имени Горького. Ведь десантники всего мира похожи – независимо от того, какого цвета береты носят.
Нежная «Сулико» оказалась не в состоянии справиться с этой воинственной какофонией. Она прервалась, немного не дозвучав до конца.
Я переглянулась с музыкантами. Они развели руками и виновато улыбнулись мне. Только мы трое знали, о чем была песня.
