Хороший улов

Этот курс хотел быть вместе всегда. Пока это получается не в полной мере, поскольку у жизни свои законы. Вот и «КС», стремясь к полноте картины, хотел представить всю мастерскую Олега Кудряшова, однако кто-то оказался на съемках в другом городе, кто-то забыл телефон на гастролях, кто-то был все время «вне зоны доступа». Их студенческие спектакли увлекали ощущением невероятной легкости. Это были спектакли, которые все время как будто ускользали, которые невозможно было схватить за хвост. Поймать этих невесомых, неуловимых ребят удалось лишь мастеру курса Олегу Кудряшову.

Олег Кудряшов, учитель

≈ Конкурс был огромный, и до самого конца мы не знали окончательный состав курса. С кем-то было понятно с самого начала, но самые сильные ребята подошли к самому концу, на последние туры. Очень серьезное внимание обращалось на музыкальные данные. Но жесткого отбора на поющих и танцующих не было. И выпускался курс со спектаклями широкого диапазона. Были и музыкальные спектакли, такие как «Кармина Бурана», и драматические. Была идея создать подвижного артиста, умеющего работать и органично существовать на границе драматического и музыкального театра. У меня был курс на факультете музыкального театра, который не совсем отвечал параметрам этого факультета. А на режиссерском факультете это первый опыт, насколько мне известно.

Педагогика ведь вещь очень сложная. Она предполагает и развивать то, что уже явно, и раскрывать что-то новое в студентах. Но угадать с самого начала, на что способен студент, ≈ трудно. В случае с этим курсом все происходило как-то естественно. Было много проб, ошибок и открытий. Например, Женя Ткачук начинал спокойно, а потом вырос и стал очень интересно работать. Юля Пересильд, Лена Лабутина... Открылся темперамент, внутренняя драматическая природа.

≈ Некоторые ребята говорят, что не хотят работать в репертуарных театрах. Вы с ними говорили об этом?

≈ (Смеется.) Это ≈ самая больная тема. Они меня поразили этим. Когда заканчивалось обучение, я естественно старался помогать им, показывать их. И вдруг почти единодушно они говорят: «Мы не хотим идти в репертуарный театр. Нам это неинтересно». Они с самого начала хотели остаться вместе, чрезвычайно долго это обсуждалось, кипело и шумело. Организация нового театра ≈ дело чрезвычайно сложное и финансово тяжелое. Ребята разошлись по разным проектам, но они почти никогда не расставались. Сейчас вышел спектакль «Шведская спичка» в Театре наций, а до этого был «Холостой Мольер» в «Школе современной пьесы». Мне кажется, у них существует внутреннее чувство целого и они очень боятся его потерять. Индивидуальность, естественно, должна быть развита. Но хороший ансамбль ≈ это ведь всегда собрание индивидуальностей. Для меня это было очень важно.

Они всегда работали с материалом, который был выше их. И это давало очень интересные результаты: «Кармина Бурана» раскрывала одно, «На траве двора» ≈ другое, «Троянки» ≈ третье. Они всегда были очень жадными к работе, и, может быть, это самое важное качество этого курса. Они очень-очень-очень работящие. Позы «я художник» или «мне это не нравится» никогда не было.

Я все время поддерживаю с ними связь. Мы регулярно разговариваем, они что-то показывают, мы устраиваем совместные праздники. Но они, конечно, существуют самостоятельно. Соглашаются со мной, не соглашаются. Я могу только посоветовать. Решать им.

Евгений Ткачук

У меня в конце четвертого курса уже была работа с Андрием Жолдаком, спектакль «Федра. Золотой колос». Было волнение перехода на какой-то другой уровень, из ученического в профессиональный, когда меня взяли в труппу Московского ТЮЗа. Но это быстро ушло, потому что до ГИТИСа я успел поработать в театре в Сызрани.

Когда мы играли «Вий» в последний раз (а это был наш любимый спектакль), мы выходили на последнюю реплику и тихо, для себя говорили: «Все». Мы понимали, что никогда это больше не повторится. Была какая-то такая нежность к спектаклю, который создавался как экзамен. Мы выходили на него, как в полет. Ступаешь на сцену ≈ и летишь. Финальную песню в последнем спектакле мы все пели, давясь слезами.

Я научился в институте безостановочному погружению. Про наш курс ведь даже говорили «домовые ГИТИСа». Мы там ночевали очень часто. Нам все время говорил мастер: «Работайте, работайте». Мы были очень трудолюбивым курсом. Наверное, потому, что каждый понимал, что если сейчас он что-то пропустит, то он будет проигрывать по сравнению с теми, кто не пропустил. Ты пропускаешь один день и понимаешь, что люди уже изменились. Ты их не узнаешь. И пропускать было невозможно, потому что ты понимал: не догонишь.

Когда я приехал домой сразу после поступления, я сказал отцу (он актер): «Кудряшов набрал театр». У нас у всех было такое ощущение (я так понимаю): «Я сейчас не учусь, а уже работаю». После работы с Сокуровым над фильмом «Александра» (см. «КС» № 7) я снялся в короткометражном фильме у Ирины Зуй. Это ее дебют в игровом кино. Рабочее название «Заберите своих мертвецов». Молодой человек, герой фильма, все время пытается как-то изменить свою жизнь и откладывает на потом. И в результате сзади него образуется такой ком, который его накрывает. Человек уже понимает, что у него нет времени ничего говорить. И даже если сейчас что-то говорить и делать, то это все бессмысленно, потому что все равно уже не успел.

Роман Шаляпин

Варились мы, варились в собственном гнездышке, а тут раз┘ Хорошо, что я сразу попал в театр, в Московский ТЮЗ, где тоже особая атмосфера. Но все равно были барьеры: сидишь на читке и боишься произнести слово.

Мне очень помогают заветы наших педагогов и практика спектаклей. У нас было восемь спектаклей, мы играли все время. Мне не нужно было преодолевать себя. Олег Львович все время говорил: вы должны играть постоянно.

Мы хотели остаться курсом. Был ряд предложений, из которых в результате ничего не оформилось. В ТЮЗ пришли девочки, я и еще один парень. Генриетта Наумовна Яновская захотела посмотреть мальчиков. В результате нас с Женей Ткачуком и взяли. Мы уже выпустили «Питера Пэна», близнецов там играли. Сейчас дорабатываем студенческий спектакль «Нос», с которым, собственно, показывались и которым Генриетта Наумовна очень заинтересовалась (премьера планируется в декабре. ≈ «КС»).

Юлия Пересильд

Наш мастер говорил: «Если все легко идет, значит, что-то не то». Когда зритель смотрит результат, должно казаться, что все безумно легко. Но в работе должно быть тяжело, нужно всегда ставить себе задачи сложнее. Все время повышать планку. Когда на первом курсе мы начали делать «Кармину Бурану» Карла Орфа┘ На первом курсе! Вот это была планка! Мы старались изо всех сил до нее дотянуться. И все время, как только Олег Львович понимал, что мы чего-то добились, он поднимал и поднимал планку.

У меня есть авторитеты. И я с этими людьми работала, мне в этом смысле повезло. Я имею в виду Кирилла Семеновича Серебренникова и Евгения Витальевича Миронова.

Сейчас много такой работы, когда нужен результат. А хочется процесса. У нас на «Женитьбе Фигаро» Серебренникова был процесс. Сейчас с режиссером нашего курса Никитой Гриншпуном мы делали «Шведскую спичку» ≈ и тоже был процесс.

Мастер научил нас тому, что нельзя повторяться. И нам хочется гнуть свою линию.

У нашего мастера есть свой язык, и он в нас его вложил. Это язык синтетического театра. И если бы мы развили его и естественно преобразовали, было бы очень интересно. Хороших, талантливых актеров и режиссеров сегодня много. Но, мне кажется, не хватает своего языка.

Мне много предлагают сниматься в сериалах. Я не могу сказать: «Нет, я не снимаюсь в сериалах». Это неправильно. Потому что есть роль, и не важно, сколько серий, если сценарий написан интересно. У меня был период, когда начали предлагать, и я стала соглашаться, видимо, еще чего-то недопонимая. Хотя это тоже нормально. На этом учишься, шишки набиваешь. Но сейчас я избирательно подхожу именно к сценариям.

В кино снимаюсь. Сейчас ≈ у Алексея Ефимовича Учителя в фильме «Пленный». У меня там небольшая роль, но, как мне кажется, главная...

Было два театра, в которые я хотела пойти. Один из них ≈ МХТ имени Антона Павловича Чехова. В тот момент там работал Серебренников, и мне безумно туда хотелось. Но поскольку почти сразу после института мне предложили работать в «Женитьбе Фигаро», я не пошла никуда показываться. Я боялась, да и сейчас боюсь прийти в какой-то театр, сидеть и ждать. Может ведь такое случиться. Мне кажется, так со многими происходит. Честно: я побоялась репертуарного театра.

У нас был спектакль в «Школе современной пьесы», который закрыли из-за того, что мы не в труппе. Мне жалко этот спектакль. В день спектакля вывесили приказ о том, что он больше не идет, хотя в этот день у нас был аншлаг. Это личные амбиции художественного руководителя. И я не боюсь об этом говорить.

Я боюсь того, что у нашей компании пройдет этот юношеский максимализм. Только этого боюсь. Пока сейчас есть энергия ≈ это прекрасно. Мы сейчас попали в неплохое место ≈ Театр наций. Здесь все молодые, все хотят делать что-то новое и не боятся рисковать, ломать.

Конечно, это только первые шаги. Но я считаю, что наша компания идет вперед широким шагом.

Павел Акимкин

Нам говорили, что четыре года учебы пролетят и основное учение начнется после института. Так и получается. Работая сейчас с разными режиссерами, сталкиваешься с тем, что ты далеко не то, что ты думал о себе, выходя из стен института. То, что там было словами, сейчас проверяется на деле. И понимаешь, что надо работать, работать и работать. Мне очень помогает сейчас то, что нас научили быть командой.

Я уже работал с разными режиссерами, и каждая работа интересна по-своему. У Владимира Панкова я работал в спектаклях «Переход» и «Гоголь. Вечера». Панков увлекает меня тем, как точно он все слышит. В «Холостом Мольере» театра «Школа современной пьесы» была невероятная легкость. В спектакле «Горячее сердце» на Малой Бронной ≈ хорошая проверка себя. Самгин набрал для спектакля команду не для того, чтобы из нас что-то ваять. Он приблизительно понимал, на что каждый из нас способен, поэтому отдал материал и сказал: «Делай». А как? Самое страшное: ты понимаешь, что надо напрячься, но что напрягать ≈ не понимаешь. И тут стали все ходить с «Работой актера над собой», хотя в институте считали, что это книжка, содержание которой всем давно известно.

Елена Николаева

Честно могу сказать, что я еще учусь. Многого не умею, но что-то могу. По крайней мере я не стесняюсь камеры, когда работаю в кино, и нет зажима перед зрителями в театре, что уже хорошо. Самое главное, чему меня научил институт, ≈ дисциплина. И еще выработался какой-то иммунитет от усталости: я могу работать и работать. Первый-второй курс мы репетировали ночами. Это было на самом деле очень глупо, но очень весело. Количество не переходит в качество ≈ этому я тоже научилась в институте. Но тогда мы прятались от охраны, репетировали все подряд ночами, не спали по нескольку суток.

Я скучаю по институту, но у меня достаточно работы, которая мне нравится. Предложений много. Я снималась в «Неваляшке» у Качанова, «Пером и шпагой», «Дом на набережной», «Я вернусь». Сейчас закончила «Прятки» Константина Статского. С третьего курса мне предлагали работать в Театре Моссовета, но я не хотела идти в репертуарный театр и до сих пор не хочу. Я не хочу сидеть и чего-то ждать. Я хочу играть то, что хочу. И пока у меня это получается.

Нияз Гаджиев

Несмотря на то что я учился в ГИТИСе на режиссера, я всегда ощущал себя актером (Нияз Гаджиев окончил актерский факультет Дагестанского государственного университета. ≈ «КС»). Всегда выходил на площадку вместе с актерами, участвовал в спектаклях.

Мой первый мастер, ученик Марии Кнебель, повторял ее слова: «Я ничему вас не научу, я только попытаюсь развить то, что вам дано, и, может быть, привью вам вкус». И вот я думаю: то, что я умею сейчас, это было во мне, только я не умел использовать правильно.

Основная идея Кудряшова ≈ синтетический актер, который может играть, петь, танцевать ≈ и все это неотделимо. Это самое главное, чему он нас научил. Когда мы начали делать «Кармину Бурану», мы вдруг сами поняли, как это соединяется и как этот механизм работает. Не просто петь и танцевать, а общаться через пение и танец. Когда я сам почувствовал, как это возможно, я понял, насколько этот метод выигрывает у других школ. И еще, конечно, Олег Львович всегда боролся за ансамбль.

Сейчас я играю в «Снегирях» в Театре наций и в спектакле Эдуарда Боякова «Капитал» в театре «Практика». Репетирую «Кармен» у Андрия Жолдака. Пока не знаю, что у меня за роль, потому что все пробуют все. Жолдак репетирует очень интересно. В какой-то момент у него включается антенна, с закрытыми глазами ставит сцену ≈ и в этот момент нельзя задавать никаких вопросов.

Мне близок антипсихологический театр. Мне близко то, что делают Филипп Жанти, Пина Бауш, ≈ соединение танца, игры, картинки, музыки. Я хочу в театре чуда.

Ольга Смирнова

Сразу после ГИТИСа я родила и потом сразу начала сниматься у Валерия Тодоровского в фильме «Буги на костях». В театре я сейчас играю с ребятами в «Снегирях», и в репертуарный театр идти не хочу. Если бы мы остались курсом, я была бы счастлива, а так я просто не знаю, в каком театре хотела бы работать. В институте хотели, чтобы мы умели все: и петь, и танцевать, и играть абсолютно по-разному. Хотелось бы продолжать в том же духе.

Алексей Филимонов

≈ До ГИТИСа я учился в Иркутском театральном училище. Там была хорошая актерская школа. В ГИТИС я вообще не собирался поступать. Я путешествовал по России, работал везде: в Красноярске, в Озерске, в Чите, в Пензе. Потом приехал в Москву повидать друзей. Мой друг поступал в театральный и попросил помочь ему сделать этюд. А когда меня взяли в ГИТИС, я подумал: «Блин┘ Опять учиться». Это была жесть.

≈ Но остался же┘

≈ А такой курс хороший попался, вообще! Такие ребята замечательные. Я всех так полюбил. Сильно так. Такая классная компания собралась. И мы как зажгли!.. Кудряшов для меня вообще (делает взмах руками). Реально. А Кудряшов же, он же мюзиклы любит. Петь, танцевать. А я пришел же, я думал: мюзиклы это же вообще такое shit, херь какая-то. Я думал: психологический театр ≈ вперед! А сейчас, когда выпустился, прошел год, и я понимаю, что сейчас в театре можно только мюзиклы и ставить. Больше ничего. А что смотреть? Это ж смешно смотреть, как артист очень серьезно что-то там играет, страдает. Надо шоу в театре. Все. Психологический театр умер.

≈ Это ты в ГИТИСе понял?

≈ Это я сейчас понял. Я же в театр хожу.

≈ В кино много снимаешься?

≈ Да нет, не снимаюсь.

≈ Ну, вот в «Бумере» тебя видели.

≈ Да меня один раз показали, и все теперь думают, что я┘ Я сейчас бизнесом занялся. Хочу арендовать на полгода часть театрального центра «На Страстном». Серьезно. И сейчас мы там ваще будем жечь. Сделаем мюзикл. Новый. Питер Брук приедет, будет нас консультировать (смеется). Ну чего ты? Шучу я. Да нет, сейчас там чуть-чуть репетируем. Кино маленькое, там, кино снимаем. Ну, взяли меня в кино посниматься.

≈ Какое кино?

≈ Да там┘ Нормальное.

≈ Театр любишь?

≈ Театр? Нет. Не люблю. А че? Да театр, ну че? Театром сейчас никто не занимается. Все занимаются зарабатыванием денег в Москве.

≈ А ты не зарабатываешь деньги?

≈ Если я пойду в театр, я должен театром заниматься, а не зарабатывать деньги. Я вон в кино буду зарабатывать деньги.

≈ Тебя не заводит новая драма?

≈ А что это такое?

≈ Ну там┘ Иван Вырыпаев┘

≈ Ну, новая драма, она там разная какая-то. (Пауза.) Ну, заводит, да. Но вот кино ≈ это да. В кино-то можно психологию двинуть. Да? Ну реально. В театре-то вообще┘ Чего там сейчас┘

≈ Что самое главное было в ГИТИСе, что сейчас помогает тебе в работе?

≈ Надо просто┘ Ну, дело делать. Ну, не тусоваться там: «Ха-ха, вот сейчас спектакль поставим». Ну, ставь спектакль тогда, а не┘ Ты видела, как ставят спектакли режиссеры? Трудно у нас сейчас с русским театром, согласись? Когда вот так вот режиссер репетирует (кладет ноги на стол): «Нормально. Включи свет. Встань здесь. Нормально». А потом в интервью: «Да, я когда ставил этот спектакль, у меня была в груди душевная рана». Сейчас же самоутверждаются, зарабатывают деньги или тусуются. Ничего больше не делают.

≈ Режиссурой заниматься не собираешься сам?

≈ Режиссурой? Собираюсь.

≈ Ты понимаешь, какой дорогой идешь?

≈ Дорогой? (После долгой паузы пожимает плечами.)