Георгий Мирский
Кто он и что у него в руках? Фото Reuters
Когда 17 декабря 2010 года гражданин Туниса Мохаммед Буазизи совершил акт публичного самосожжения у мэрии своего городка, мог ли кто предполагать, что это событие будет началом массовых демонстраций, протестов, смен власти, которым будет присвоено название арабской весны. Этот процесс продолжается до сих пор на удивление всему миру.
Во-первых, мир привык к тому, что в течение всего XX века арабы были способны либо на борьбу за национальное освобождение против колониальных держав, либо – на военный переворот. А в случае арабской весны не было ни того, ни другого.
Тогда что это было? Серия революций в разных странах? Можем ли мы считать, что в Египте, главной стране этих событий, произошла именно революция? Я думаю, что нет. Потому что происходящее там сегодня отражает известное выражение: «Все вернулось на круги своя». Оказалось, что принципиальной разницы между режимом Хосни Мубарака и нынешним режимом нет. Революция, если ее так можно назвать, прошла определенный круг: вначале подъем, всплеск эмоций, надежд, ощущения свободы. Затем волна исламизма. А потом наступило, точнее пришло, то, что египтяне называют «глубоким государством».
Это значит, что, помимо нормального, обычного в нашем понимании государства с его парламентом, правительством, президентом и пр., есть реальное, глубокое государство, где главные роли играют армия, органы госбезопасности, полиция, чиновничья бюрократия. Наконец, это капиталисты, так называемые жирные коты, а если без метафор – богатейшие люди, сросшиеся с властью.
Как возникла такая «элита»? Начиналась революция с молодой интеллигенции, как это очень часто бывает. В свое время еще Ленин предупреждал об энергии и возможностях этой социальной группы и потому подвергал русскую интеллигенцию издевательской критике. Во второй половине прошлого века знаменитая Пражская весна наглядно показала, каким героическим может быть стремление к свободе и новой жизни. Это, как известно, была трагическая история, но в то же время знаковая, повлиявшая на дальнейшее развитие Восточной Европы.
В арабском мире таких явлений раньше не было. Но в связи с глобализацией, развитием новейших коммуникаций молодые, образованные, желающие перемен люди появились и в этом регионе.
Поэтому «глубокое государство» пришло в замешательство. И не оттого, что такое образованное поколение может прийти к власти. А потому что эта молодежь невольно поможет через выборы победить тем, кто за долгие годы подполья накопил такой авторитет, престиж и опыт, что соперников у него просто не будет.
Речь шла об организации «Братья-мусульмане». И они действительно победили. Но после этого стало выясняться, что одно дело – работать в подполье и обретать славу героев, защищающих веру, да еще и строить для народа неофициальные школы, больницы, проявляя себя бескорыстными борцами за народное благо. И совсем другое – управлять современным государством.
Эта слабость «Братьев-мусульман» проявилась очень быстро. Президент Мухаммед Мурси, несмотря на свою западную образованность, оказался неспособным руководить столь сложной страной.
Понятно, что в любой стране новая власть, пришедшая после революции, сталкивается с классическим набором трудностей. Это прежде всего экономическая дестабилизация и политическая дезинтеграция. А одновременный экономический и политический развал порождает такую нестабильность, которая может приобрести необратимый характер.
Мурси оказался слаб
Но помимо этих общих проблем «Братья-мусульмане» столкнулись с масштабным саботажем со стороны представителей «глубокого государства». Бюрократия, армия, полиция – все были заинтересованы в том, чтобы эксперимент исламистов потерпел поражение.
Кроме внутреннего сопротивления имел место и внешний саботаж. Международный банк, обещавший Египту 4 млрд долл., так их и не дал. То есть не было никаких кредитов, инвестиций, катастрофически упал туристический бизнес – серьезнейшая отрасль национальной экономики.
Все это привело к тому, что через два года люди стали говорить о том, что свержение Мубарака не только не привело к улучшению жизни, но и сделало ее еще хуже и труднее. Тогда «глубокое государство», особенно представители армии, сделало все, чтобы сменить власть. В ходе переворота 3 июля прошлого года выяснилось, что «Братья-мусульмане» не так сильны, как ожидалось. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что было три года назад на площади Тахрир. Но там, как известно, сильное влияние оказывали уже упомянутые молодые, образованные революционеры, которые явились вдохновителями протестов. А когда революционная масса на площади достигла миллиона человек, возникло движение «Анти-Мурси». Так было собрано 20 млн подписей против президента Мурси.
Этим массовым требованием воспользовались армейские генералы, которые, собственно говоря, и являли собой главных капиталистов. Предположительно треть всей египетской экономки принадлежит военной элите страны. Ясно, что для них приход к власти «Братьев-мусульман» был бы серьезнейшей угрозой, и они сделали все, чтобы эту опасность ликвидировать.
А народ, к тому времени уже почувствовавший слабость исламистов, поддержал «глубокое государство». И это понятно, сегодня около трети населения Египта уже осознало: свобода, перемены – это хорошо, но жизнь взывает к стабильности, к тому, чтобы иметь работу, бизнес, не волноваться за семью, за будущее детей и т.д.
Сегодня кумиром противников «Братьев-мусульман» становится нынешний министр обороны, кандидат в президенты Египта Абдель Фаттах ас-Сиси. О нем уже стали говорить, что он новый Гамаль Абдель Насер. Конечно, никакого сравнения этих фигур быть не может. Да и времена этих двух лидеров несравнимы. Просто мы видим очередную идеализацию, вызванную сменой власти.
Но говорить после грядущих в апреле выборов, что в Египте произошла революция, на мой взгляд, нет никаких оснований. Потому что ничего принципиально не изменилось – остались те же социально-политические силы, что были и три года назад. Просто они возвращаются в несколько иных форматах.
Ни о какой победе революции в Сирии или Ливии тоже говорить нельзя. Остались все кризисные явления: хаос, анархия, кровопролитие. Но тем не менее если брать не отдельные страны, а сообщество государств этого региона, то можно сказать, что спустя три года арабская весна продолжается. Потому что арабская революция по-прежнему сосредоточена в людях, которые недовольны прежним ходом жизни и тем, что особых перемен пока нет.
Многие иностранные наблюдатели просто поражены. Они никак не могут понять, что же конкретно не устраивает людей. Вроде бы никакой катастрофы нет, бывало и хуже. Были, например, три войны с Израилем, случались серьезные природные катаклизмы. А что сейчас?
Взять, например, Тунис. Что там случилось такого, если вдруг начались волнения? Да и в Египте и в Сирии не было ничего ужасающего. Неужели самосожжение одного человека в Тунисе привело к арабской весне?
Я полагаю, что это было вызвано тремя силами. О первой я уже говорил – это новое поколение образованной, демократически настроенной, активной молодежи. Не во всех странах «весны» эти люди представлены как в Египте. Есть они и в Тунисе. Но в некоторых появились иные продвинутые сообщества. Например, в Марокко и Иордании есть весьма респектабельные, образованные круги, которые тоже хотели бы изменений, но в институтах монархии.
В Тунисе же демократическая молодежь выиграла. Конечно, она пока не управляет страной, но именно ей удалось отодвинуть от власти исламистов. Причем все обошлось без переворотов, не так, как в Египте, за что демократическую молодежь Туниса можно еще больше уважать. Причем эти ребята в отличие от молодых египетских революционеров сегодня живут на родине. А вот тех, кто три года назад с помощью социальных сетей призвал сотни тысяч людей прийти на египетский Тахрир и выступить против «Братьев-мусульман», армейские генералы после своей победы выдавили из страны заодно с наиболее отъявленными исламистами.
Теперь о второй силе арабской весны. Если мысленно вернуться на полтора года назад, то нетрудно вспомнить большую тревогу международной общественности в связи с тем, что «волна исламизма захлестывает арабский мир». И это действительно так.
Возьмем ту же Сирию. Кто такие люди, воюющие до сих пор против президента Башара Асада? Они прежде всего сунниты, воюющие против салафитов. А внутри суннитов под ваххабитскими религиозными лозунгами выступает немало бывших «героев» «Аль-Каиды». В результате стало казаться, что в странах арабской весны повсюду правят бал исламские радикалы и что прежние светские государства приказали долго жить.
Основания для такой тревоги были. Во-первых, революционные процессы начались в странах, где в течение 1400 лет господствовала одна определенная религия – ислам. События происходили в мусульманских государствах, и с этим ничего нельзя было поделать. Во-вторых, налицо был провал всех известных альтернатив – западной капиталистической, социалистической просоветской, арабской объединительной Абделя Насера, альтернативы арабского националистического единства...
Аналитики исключили все неработающие идеологии, оставался ислам с его лозунгом «Вот решение». Именно под ним выступают «Братья-мусульмане». И это он крепит веру в то, что ислам дает ответы на все. В том числе и на вопросы внешней политики арабских стран, где самая кровоточащая проблема – Израиль.
За 60 лет ни одно арабское государство, ни одна политическая власть ничего не сумели сделать с Израилем. И надо знать психологию араба, для которого самое страшное – это оказаться слабым, проигравшим на глазах у всех. Поэтому единственной надеждой здесь, как и везде, остается ислам.
Но спустя некоторое время оказалось, что влияние исламских радикалов в том же Египте ограниченно. И дело даже не в том, что Мурси оказался некомпетентным президентом, и не в том, что не получилось возродить туризм и экономику в целом, не потому, что Запад отказал в обещанных деньгах. Все это, конечно, важно. Но есть причины, определяющие перемены в самих людях, в отдельном человеке.
Горожанин – это вам не феллах
 | ||
| Этот теракт в Алжире ничто в сравнении
с той войной, что унесла полмиллиона жизней.Фото Reuters. |
|
|
Дело в том, что за последние несколько десятилетий в Египте произошла сильнейшая урбанизация. Раньше при слове «египтянин» нам представлялся прежде всего феллах, то есть неграмотный крестьянин. Существовало, конечно, небольшое количество европеизированных горожан, но это явление не было тем, что сейчас называют трендом. Сегодня же Египет – страна городов, причем больших.
Если раньше исламский агитатор приходил к неграмотному феллаху с простым вопросом: «Ты за ислам или ты за Америку и евреев?», то эффективность такой пропаганды просто зашкаливала.
Но так легко и просто было работать с феллахом, а вот с городским жителем дело обстоит сложнее. Скажем, с представителями среднего класса такой дурацкий номер не проходит. Потому что даже мелкий предприниматель начинает задумываться: а что если эти прекрасные ребята, которые против Америки, придя к власти, начнут вводить шариат, устроят свою экспроприацию?
Кстати, со словом «шариат» у нас есть путаница. Некоторые люди ассоциируют это понятие с талибами, с «Аль-Каидой», Хамас и т.д. На самом деле без шариата нет ислама. Шариат – это совокупность норм, правил и установок, которая определяет всю жизнь человека, его отношение и к государству, обществу, семье – к чему угодно. Это нормальный шариат.
Но есть и другой шариат – тот, который практикуют экстремисты в Афганистане, Ираке, Сирии... Это действительно Средневековье – с его телесными наказаниями и моральными унижениями, издевательствами над женщинами, детьми – над всеми, кто нарушает все их дикие нормы жизни.
В Египте таких изуверов нет. Но подозрение, что исламские проповедники могут быть коварными и изменчивыми, свойственно тем, кто более образован, активен, демократичен, кто имеет свою профессию, свой бизнес, кто верит в Аллаха, но хочет жить по цивилизованным нормам. И многие из них, прожив полтора года при власти «Братьев-мусульман», после смены режима, думаю, вздохнули с облегчением.
Это означает, что радикальный исламизм имеет свои пределы. Поэтому панические прогнозы, появившиеся в мировой прессе два года назад, сменились на более конструктивные варианты будущего для арабского мира. Варианты, примером которых может служить Турция и ее премьер-министр, лидер исламской Партии справедливости и развития Реджеп Эрдоган. Такое понимание ислама дает альтернативу всем, кто не хотел бы идти за исламом в исполнении «Аль-Каиды», ХАМАС и других экстремистских организаций, извращающих вероучение, использующих религию для подготовки фанатичных убийц-смертников, тотального манипулирования людьми, вынашивания планов уничтожения всех неверных и утверждения всемирного халифата.
Конечно, нельзя впадать в идеализм и думать, что радикальный религиозный экстремизм резко пошел на спад. Опасность этой идеологии по-прежнему велика. Но для оптимизма есть еще одна причина. Это появление внешних ограничителей исламского радикализма. Один из них – прекращение интервенций со стороны США. Уже в Ливии не было ни одного американского солдата. Все время войны в этой стране американцы ограничивались воздушными атаками. Летчики США уничтожили ПВО Муарамма Каддафи, французская авиация разбомбила его танки. Дальнейшее известно. Но уже не было никакого вторжения.
А о Сирии в этом плане и говорить нечего. Там наилучшим помощником Асада неожиданно оказалась «Аль-Каида». Так же, как семь лет тому назад, в Ираке дела американцев пошли из рук вон плохо, и им надо было просто убегать, как когда-то из Вьетнама. Но тут их выручила «Аль-Каида», начав учинять такие зверства в районах, куда они пришли на помощь местным суннитам, сторонникам покойного Саддама Хусейна, что население решило: американцы – это плохо. Но «Аль-Каида» – это ужасно.
И тогда в Ираке появилось такое движение, как «Сахуа». Некое «нечестивое движение», основанное на альянсе между американцами и суннитскими боевиками против «Аль-Каиды». Получилось, что последняя сама себя переиграла. Если бы она не совершала террористические акты, не чинила зверства, не навязывала другим свои средневековые нормы жизни, возможно, эта организация имела бы большее влияние. Но все вышесказанное есть суть «Аль-Каиды». Поэтому боевики восстанавливают против себя все больше людей.
Если бы меня спросили, кто сегодня главный соратник Башара Асада, я бы сказал – «Аль-Каида», участвующая в свержении сирийского лидера. Я читаю сейчас американскую прессу, в которой все чаще звучит вопрос: может быть, Асад – меньшее зло, чем те, кто пытается его свергнуть?
Отказ от бомбежек
А если смотреть в целом на политику США в мире, то она, по-моему, меняется. Я сегодня все чаще вспоминаю слова бывшего главы Пентагона Роберта Гейтса, который перед тем, как уйти в отставку, сказал: «Любой будущий министр обороны, который посоветует президенту послать войска в Азию или на Ближний Восток, должен быть немедленно отправлен на психиатрическое обследование».
Похоже, что Барак Обама с этим согласен. Запад все больше признает, что нужно как можно меньше делать что-то вопреки традициям, законам и желаниям этих народов. Как можно меньше навязывать им те ценности, которые им не близки или просто чужды.
Но это просто сказать. А если где-то создается ситуация, угрожающая безопасности США и остального мира? Собственно говоря, под этим предлогом началась в свое время война в Ираке. Ни о каком установлении там демократии американцы не помышляли. Для них Ирак был «злобным агрессором, вооруженным современным оружием», который уже воевал с Израилем, вторгался то в Иран, то в Кувейт... Поэтому сегодня в Вашингтоне найдутся люди, которые всегда будут требовать превентивных ударов по таким режимам.
Но я уверен, что сейчас, после Ирака и Афганистана, и в свете того, что происходит в Сирии, вероятность повторения чего-то похожего на иракскую войну 2003 года падает почти до нуля. А раз так, то лидерам террористов становится все труднее создавать отряды самоубийц. И это понятно – если американских интервентов нет, исчезает патриотический мотив, который мог заставить молодого человека с легкостью отдать жизнь за родину.
Когда в Лондоне два африканских исламиста убили ни в чем не повинного солдата, то на вопрос: «Почему вы это сделали?» был ответ: «За Ирак». Поэтому, если не будет новых интервенций, то подбирать среди арабской молодежи таких «мстителей» будет гораздо труднее. Тогда останется лишь идея героической защиты традиционных исламских ценностей.
У меня есть французская книга «Аль-Каида опаздывает». В ней представлены беседы с заключенными тюрьмы в Гуантанамо. Так вот, эти разговоры убедили меня в том, что сегодня не так много людей, готовых погибать, взрывать себя ради того, чтобы не позволить Западу якобы поглотить ценности исламского мира.
Конечно, ислам играет огромную роль в жизни стран арабской весны, и это влияние имеет самые разные формы и последствия. Три года назад самосожжение гражданина Туниса дало начало серии протестных, революционных выступлений в разных странах. Отстранение «Братьев-мусульман» от власти в Египте вызвало свою реакцию в арабских странах. Это говорит о том, что сегодняшний информационно единый мир ускоряет, катализирует все политические, экономические, социальные, религиозные процессы и взаимодействия. А если еще учесть, что в странах арабского мира люди считают, что они – одна нация, один народ, то многое из происходящего там мы начинаем понимать лучше.
Конечно, такая общность сегодня не отменяет и того, что у каждой страны арабской весны свой уровень трудностей, проблем, социальной напряженности. Поэтому и прогнозы на будущее делать совсем непросто.
Хуже всего дела обстоят в Сирии, там продолжается война, и международные институты пока ничего не могут сделать. Чуть получше обстановка в Ливии, потому что там нет большого кровопролития. Но Ливия уже не будет играть той роли, что раньше. Этой ролью она обязана Каддафи, который, придя к власти, умудрился создать государству имидж лидера арабского мира. На самом деле это второстепенная страна, пока не имеющая серьезных перспектив для развития.
Конечно, вопрос, куда двигает ту или иную страну революция, встает всегда, и ответы на него дает жизнь. Почему, например, в революции арабской весны не включился Алжир? Потому что в Алжире начиная с 1990 года была война, о которой не так много писали. Так вот, по данным, которые и я попробовал обобщить, за это время там погибло 500 тыс. человек. Ситуация была похожа на египетскую: военные запретили исламистов, а те ушли в подполье и начали войну. В Алжире было абсолютное взаимоуничтожение, когда никто не мог понять, что это за люди, которые врывались в деревни и убивали всех подряд – от мала до велика. Этими «чистильщиками» могли быть исламисты или, наоборот – отряды, посланные правительством.
Сегодня жизнь в Алжире тяжелая. Но алжирцы не примкнули к революции – их удерживает память о той резне. А еще они помнят миллион погибших в национально-освободительной войне против Франции. Такие страшные ограничители работают.
Конечно, к достижениям арабской весны я бы отнес Тунис. Это единственное светлое пятно на всем мрачном революционном фоне. На фоне возвращения к прежнему режиму в Египте, по сути, прошедшему по замкнутому кругу. На фоне разрухи и неуправляемости в Ливии, настоящей национальной катастрофы в Сирии. По сравнению с этими государствами Тунис выглядит просто благословенным местом. Во-первых, там исламисты не идут ни в какое сравнение с религиозными радикалами в других странах. Во-вторых, Тунис развивался под влиянием европейской культуры. Иногда здесь можно услышать: «Мы же наполовину французы». Тунис принял новую, вполне нормальную Конституцию. В Египте принятая Конституция тоже вселяет надежды. Но тот факт, что часть общества все-таки поддерживает «Братьев-мусульман», мне кажется, будет вносить свои сложности.
Но без учета сложностей революций лучше не начинать.
