Андрей Мартынов
Молитвы русских поэтов XI–XIX. Антология (ред. В.Калугин). – М.: Вече, 2010. – 800 с.
Молитва в своей исторической традиции предполагала (и предполагает) ритмику слова. Поэтому неудивительно, что молитвенный текст перекладывался поэтами и становился фактом не только духовной, но и светской литературы. Насколько это соответствует церковным канонам? Преподобный Силуан Афонский говорил: «Молиться – это кровь проливать». С ним соглашался поэт и критик русского зарубежья Георгий Адамович. Будучи агностиком, он сам возмущался: «Постоянное мое недоумение. Как можно так писать? Если это действительно обращение к Богу, зачем бумага, чернила, слова – будто прошение министру? Если это молитва, как не вывалилось перо из рук? Если же для того, чтобы когда-нибудь прочли люди, как хватило литературного бесстыдства?» Но можно вспомнить и призыв апостола Павла: «Непрестанно молитесь» (1Фес 5:17). Наверное, непрестанная молитва не всегда будет соответствовать канонам.
Сборник «Молитвы русских поэтов» охватывает поэтические опыты от преподобного митрополита Илариона до великого князя Константина Константиновича Романова (К.Р.). Книга представляет собой антологию переложений и подражаний не только собственно молитв, но и канонов, стихир, а также просто стихов на религиозные темы и вольные переводы европейских классиков (Петрарка, Гюго, Готье). Его ценность заключается в большой подборке малознакомых среднестатистическому читателю поэтов: Ермил Костров, Николай Щербина, Дмитрий Цертелев, Семен Фруг. А также писателей, известных прежде всего своей прозой (Иван Тургенев, Всеволод Крестовский).
Не менее ценно и то, что многие литераторы на страницах сборника предстают по-новому. Например, поэт и критик Николай Добролюбов. За ним прочно (и справедливо) устоялась репутация левого интеллектуала, причудливо сочетавшего нигилизм и утилитаризм. Однако в молодости (скорее всего под влиянием отца и деда – священнослужителей) он перекладывает стихами «Отче наш», пишет «Вечерню Страстной субботы». И в дальнейшем Добролюбов мог сказать: «Гимнов божественных пение стройное/ Память минувшего будит во мне;/ Видится мне мое детство спокойное/ И беззаботная жизнь в тишине./ ┘С воспоминаньями, в самозабвении,/ Детскими чувствами вновь я горю┘/ Только уж губы не шепчут моления,/ Только рукой я креста не творю┘».
Естественно, некоторые стихи писались «на случай», но – парадокс – они и сейчас не лишены некоторой конъюнктурности. «Как волны грозные встают сыны Востока,/ Народный фанатизм муллами подожжен,/ Толпы мятежников под знаменем пророка,/ С надеждой грабежа, сошлись со всех сторон» (Иван Никитин).
Единственное замечание к сборнику: составитель Виктор Калугин останавливается на конце XIX века. В результате такие предтечи символизма, как Владимир Соловьев, Константин Фофанов или Константин Случевский, а также собственно символист Николай Минский попадают в антологию, а ряд других (в том числе писавший и в 90-х годах Дмитрий Мережковский) выпадают. Тем самым, если классицисты или романтики представлены во всем многообразии, то символисты крайне неполно. Может быть, их произведения стоило бы включить во вторую часть книги «Молитвы русских поэтов XX–XXI». Впрочем, как писал Кузьма Прутков (также не попавший в книгу): «Нельзя объять необъятное». Но все равно обидно.
