Андрей Мартынов
Протоиерей Василий Зеньковский: Собрание сочинений. Т. 1–2. – М.: Русский путь, 2008. – 448 – 528 с.
Современники оставили о нем самые светлые воспоминания: «Пастырь добрый. Мягкость, сочувствие, излучение какого-то природного оптимизма, человечность». И еще: «Его к людям тянуло, и не затем, чтобы навязывать им что-то, а чтобы передавать свет, знания, благодать».
Протоиерей Василий Васильевич Зеньковский (1881–1962) действительно передавал знания, в том числе и научные. И притом не только как пастырь. Сфера его интересов разнообразна: здесь и педагогика, и философия, и литературоведение, и собственно богословие. И в каждом из них Зеньковский себя блестяще проявил. Вышедшее наиболее полное на сегодняшний день собрание статей в рамках издающегося собрания сочинений в 5 томах отражает все эти направления его деятельности.
Например, идеям педагогики (схожие мысли можно найти в его обстоятельном труде «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии») посвящена статья «Религиозное движение среди русской молодежи в эмиграции». В ней он, в частности, честно констатирует: «Я не знаю, можно ли называть значительным и глубоким русское религиозное движение среди молодежи, но я знаю, что глубока и значительна его тема. Это тема, выдвигающаяся из самой глубины религиозного перелома, переживаемого нами, есть тема оцерковления жизни. Мистическая напряженность и чистое искание правды Христовой не удаляют от жизни, но становятся проводником подлинно творческого духа, обращенного к жизни во всех ее проявлениях. И его пульс бьется и в молодежи».
Или вот философия. Статья «Идея всеединства Владимира Соловьева» (о нем Зеньковский писал и в своей знаменитой «Истории русской философии»). Касаясь концепции мыслителя, изложенной в «Истории и будущности теократии» и «России и Вселенской церкви», он с сожалением отмечал, что в ней «слишком много ненужной фантазии, которая здесь призвана вывести из затруднений систему всеединства. Соловьев оказался в плену монистической концепции. Он принял систему всеединства, то есть отверг онтологический дуализм, который входит в метафизику христианства через идею творения. Онтологическая неодноприродность Бога и мира есть коренная идея христианской метафизики». Зеньковский пишет, что Соловьев оказался увлечен античной идеей всеединства, идущей от платоников, в частности Плотина. Следует, впрочем, отметить, что, несмотря на подобные критические замечания, Зеньковский высоко ценил христианскую антропологию Соловьева (статья «Судьба Халкидонских определений»).
Отражены в сборнике и литературоведческие размышления Зеньковского. И не только о любимом им XIX веке: Чехове, Тургеневе и Гоголе (о последнем у Василия Васильевича вышла и отдельная монография). Есть отклики на современные темы, например, рецензия на книгу Владимира Варшавского «Незамеченное поколение». В ней он, развивая мысль о «миссии русской эмиграции», которая была основной и в труде Варшавского, стремится придать ей религиозное звучание: «Смысл современной трагедии заключается именно в том, что пути культуры и Церкви разошлись чрезвычайно глубоко». И русская эмиграция своими исканиями (описанными в том числе в книге Варшавского) призвана преодолеть секуляризацию не только внутри себя, но и способствовать этому процессу в странах рассеяния.
Дарья Гармоненко