Воспоминания и апокалиптика

Вестник Русского христианского движения. № 194. – 2008. – 168 с.

Текущий номер «Вестника» РХД можно назвать мемориальным. Он открывается блоком статей памяти Александра Солженицына. В колонке редактора Никита Струве пишет о парадоксе нобелевского лауреата: «Природа гения – в соединении противоположных даров и призваний. Русский до мозга костей, Солженицын достиг универсальности. Наделенный необычайной силой и волей, истинное призвание человека он видит в подвиге самоограничения».

О парадоксальности пишет и Ольга Седакова. Правда, не только о парадоксальности Солженицына, но и той культурной ситуации, в которой оказался и писатель, и его отечественные читатели. Книги не влияют на общественную жизнь России, несмотря на весь ее литературоцентризм: «Итальянцы говорят, что роман Алессандро Мандзони «Обрученные» сделал для объединения Италии больше, чем все политические движения этого времени. Англичане знают, что после романов Чарльза Диккенса многие вещи исправились в английской социальной действительности. Можем ли мы сказать, что «Бедная Лиза» Карамзина хоть немного ускорила отмену крепостного права?»

Так и литературный, и религиозный пафос Солженицына остается до конца непрочтенным и непрочувствованным. А он, по мысли Седаковой, «состоит в редчайшем и среди глубоко верующих людей знании силы воскресения, его «непобедимой победы».

Впрочем, разве это удел только лишь одного Александра Солженицына, а не всех настоящих пророков?

Тему Солженицына продолжает переписка протопресвитера Александра Шмемана и Струве. Отец Александр видел в авторе «Архипелага ГУЛАГ» пророка, глубинное явление нашей культуры, которому «нужно обрадоваться (в смысле «велий еси, Господи, и чудны дела Твоя»)». «Возможно, я рехнулся, но я пришел к выводу, что такой широты ума и сердца и подхода к жизни у нас не было с Пушкина (!)». На что Никита Струве соглашается: «Как и вы, я помешался, и будемте и впредь с вами двумя такими сумасшедшими».

В блоке религиозных материалов обращает на себя внимание комментарий французского теолога и философа Симоны Вейль к «Отче наш». Вейль дает развернутый комментарий к каждой строчке молитвы, а затем дает свое видение: «Шесть прошений отвечают себе попарно. В первых трех прошениях внимание повернуто только к Богу, а в трех последних внимание возвращается на себя, чтобы заставить себя превратить эти прошения в реальный, а не воображаемый акт».

Также приводятся два раннее непубликовавшихся конспекта докладов Николая Бердяева (тоже мемориальных – к 60-летию кончины мыслителя) «О церкви» и «Культура и апокалипсис». Рассуждая об эсхатологических перспективах христианства и цивилизационном развитии, он, в частности, писал: «Апокалипсис есть не только откровение конца истории. Существует также апокалипсис внутри истории, апокалипсис внутри культуры, страшный суд над культурой. Культура никогда не была вполне христианской, ибо христианство требует новой жизни, преображения мира, Царства Божьего». Но, обращает внимание Бердяев, «культура догматически оправдана фактом боговоплощения и боговочеловечения, которое продолжается во всей человеческой истории».

Из других текстов журнала хотелось бы выделить ряд статей, посвященных творчеству известного иконописца – сестры Иоанны Рейтлингер, письма отца Сергия Булгакова и воспоминания о студенческих беспорядках 1968 года в Париже. В их числе приводится свидетельство секретаря Ивана Бунина беллетриста Леонида Зурова. Он писал, что «Подлинный страх объял горожан. Этого страха я не чувствовал во время русской революции (ни в 17-м, ни в 18-м годах)».

Страх, ужас┘ чем не предчувствие наступающего (или уже наступившего?) апокалипсиса. Тоже в своем роде пророчество.