Александра Самарина.
Адвокату редко удается преодолеть обвинительный уклон в судебном процессе.
Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru
Вчера МВД с гордостью сообщило, что удельный вес уголовных дел, направленных в суд следователями этого ведомства, превышает 95%. Есть основания полагать, что решения по этим делам будут вынесены в полном соответствии с обвинительным заключением. В распоряжении «НГ» есть данные о заполнении вакансий судейского корпуса страны. Как выяснилось, судьями становятся в подавляющем большинстве работники судов, прокуроры и следователи. Бывших адвокатов в судах – менее 1%. Возможно, именно поэтому жесткие приговоры получают главным образом удачливые бизнесмены. А неоправданно мягкие – чиновники-казнокрады и даже матерые уголовники. Эксперты видят причины пробуксовки отечественного правосудия в национальных особенностях российской Фемиды: у нее лицо хоть и женское, но вполне чиновничье-правоохранительное.
В соответствии с данными Верховного суда, 93,4% служителей Фемиды пришли в областные суды из районных и городских инстанций. Речь идет о людях, давно встроенных в систему, составивших карьеру в залах заседаний, куда попали в качестве секретарей по молодости лет. За ними следуют прокурорские работники – 2,65%. Затем, в порядке очереди, – преподаватели юридических дисциплин вузов, юристы госорганов, консультанты судов, сотрудники МВД и следователи. Бывших адвокатов в этом списке двое. То есть – 0,2%.
Многочисленная армия судей районного звена представлена теми же категориями «новобранцев» с похожим раскладом. Судей, включая мировых, – 57,8%. Работников прокуратуры – еще 10% и т.д. Адвокатов – 0,8%.
Между тем именно адвокаты, которых в стране 65 тыс., имеют опыт отстаивания прав граждан. Однако, сообщил «НГ» пресс-секретарь Верховного суда Павел Одинцов, в прошлом году от представителей этого сообщества поступило 61 заявление. Всего же были приняты 11 человек.
«Адвокаты для прокуроров и следователей – априори непорядочные люди, – рассказала «НГ» адвокат с 33-летним стажем Раиса Гонопольская. – Отсюда такой же настрой у судей – бывших правоохранителей. Знаю нескольких судей, которые сейчас работают адвокатами. Теперь, находясь по другую сторону баррикад, они возмущаются и неправедными решениями своих бывших коллег, и тем, что дела искусственно затягиваются. У нашей Фемиды своя таблица умножения. Вы приходите в суд с документами и уверены, что дважды два – четыре. Но нет: у судьи, оказывается, другой результат – четыре с половиной...»
Формирование судов за счет бывших следователей, прокуроров и помощников судьи «катастрофически неправильно», уверен представитель правительства в Конституционном, Верховном и Высшем арбитражном судах РФ Михаил Барщевский. В Европе, напоминает он, формально нельзя стать судьей, не проработав несколько лет адвокатом: «Судья – это вершина карьеры. И человек, оказавшись в судейском кресле, обязан до этого поработать по обе стороны баррикад».
Суды в России оторваны от общества, утверждает в беседе с «НГ» проигравший недавний процесс по оспариванию результатов выборов мэра Астрахани бывший депутат Госдумы Олег Шеин: «Результатом стало сращивание судейского корпуса с правоохранительными органами, обвинительный характер судебных разбирательств. У нас за последние два года было вынесено около миллиона приговоров, из них оправдательных – 713, то есть менее 0,1%. Для сравнения: при Сталине оправдательных было около 15%, при Брежневе – около 30%».
Эти цифры, правда, корректирует Верховный суд. Там объяснили «НГ»: больше половины приговоров выносится по делам, которые рассматриваются в особом порядке, по которому обвиняемые заранее признают свою вину. Однако дело не столько в количестве оправдательных и мягких приговоров, сколько в избирательности правосудия.
Ломка у адвоката
Сами защитники не торопятся надеть престижные мантии. Почему? Заслуженный юрист России адвокат Генрих Падва в беседе с «НГ» сетует на обвинительный уклон отечественного правосудия: «Ленин в свое время определил суд как слепое тонкое орудие в руках господствующего класса. Во многом эта формулировка действует и сейчас». Адвокат Международного центра защиты прав человека Карина Москаленко уверена: беды отечественного правосудия происходят от своеобразного бэкграунда многих судей, которые «приходят либо из полиции, либо из прокуратуры, либо из Следственного комитета». К чему приводит такой расклад? Москаленко вспоминает о своем участии в процессе по делу Михаила Ходорковского: «Судья Басманного суда Андрей Росновский, бывший прокурор, в свое время вынес решение о незаконном содержании моего подзащитного под стражей. Оно было необоснованным и подвергнуто критике Европейским судом по правам человека. ЕСПЧ признал, что Россия нарушила права Ходорковского на свободу и личную неприкосновенность».
Личные качества судей формируются системой, утверждает Москаленко. Она напомнила, что основной костяк судейского корпуса в нулевые формировался по так называемой системе трехгодичников – когда служителя Фемиды награждали пожизненным статусом только после трехлетнего испытательного срока. Производился строгий государственный отбор: через три года работы любому судье можно было отказать в «легализации» без объяснения причин. «Таким образом, власти клонировали послушного чиновника в мантии, несамостоятельного и зависимого от руководства. Теперь этот порядок отменен, но основной костяк многотысячного судебного сообщества уже создан», – говорит Москаленко.
Адвокат Николай Полозов уверен: бывшая правоохранительная профессия накладывает неизгладимый отпечаток на судью: «Неизбежна профессиональная деформация мировоззрения. Если человек привык заниматься обвинениями, то потом вряд ли будет проявлять чудеса гуманизма». Ситуация, считает Полозов, рождает системную ангажированность российского судопроизводства. Он приводит в пример дело Pussy Riot, которое рассматривается в Хамовническом суде. Его ведет судья Юлия Сырова – бывший прокурор, участвовавшая в первом деле Ходорковского в качестве обвинителя.
Глава Московской городской коллегии адвокатов Виолетта Волкова объясняет ситуацию с психологической точки зрения: «Если ты занимаешься адвокатской деятельностью профессионально, тебе потом претит заниматься обвинением. Для адвоката это невозможно, немыслимо».
Возникает вопрос: почему, собственно, при переходе на должность судьи у адвокатов наступает «ломка»? Судья – он и есть судья. По смыслу – третейский. Соблюдающий главный принцип судопроизводства – принцип состязательности сторон.
Коррозия системы
Не все так просто, объяснила «НГ» судья Конституционного суда в отставке Тамара Морщакова. Подлинная независимость судей обеспечивается совокупностью факторов, которые у нас искажены: «Конечно, хорошо, если бы адвокаты пошли в судьи. Но они объясняют, что не хотят быть обвинителями. А дело в том, что судья, который приходит на эту должность, невольно становится именно в эту позицию – в силу объективных обстоятельств. Речь идет о сложившейся системе взаимоотношений между различными государственными структурами, осуществляющими предварительные мероприятия по уголовным делам, и судом».
 Граждане часто беззащитны перед лицом российского правосудия. Фото РИА Новости |
Отношения эти, поясняет эксперт, «с давних времен такие, что суд должен одобрять все, что сделано на предыдущих стадиях процесса. Если он это делать не будет, значит, попадет под огонь критики, и дело всегда может завершиться штрафом, дисциплинарным производством, лишением должности и т.д.»
Поможет ли приток адвокатов в судейский корпус? Пока судья, регулярно получающий от следствия «давальческое сырье» в виде уголовных дел, не защищен от негативной реакции на результаты своей работы, он не будет принимать объективных решений, утверждает Морщакова: «Адвокат, который придет в суд, или уйдет, или перекуется».
Справедливости ради – далеко не все адвокаты пренебрегают судейской карьерой ради высоких идеалов. «Обычный судья завален делами. Высокая степень занятости в сочетании с небольшой зарплатой не способствуют привлекательности этой должности», – говорит Павел Одинцов. Да и сами защитники в беседах с «НГ» не раз отмечали: есть такие судьи, из бывших адвокатов, что лучше бы они оставались в прежней профессии...
В то же время Морщакова скептически оценивает надежду на объективность судей – выходцев из недр этой системы: «У них никогда не появится позиция арбитра, одинаково настроенного к сторонам в процессе по уголовным делам. Они всю жизнь, проведенную в стенах судов, видели, что там происходит».
В других странах, отмечает собеседница «НГ», тоже становятся судьями выходцы из разных юридических структур. В Германии и во Франции, к примеру, прокуроры и судьи принадлежат к единому корпусу юристов, имеющих доступ к судейской должности, замечает Морщакова: «Но при этом соблюдается принцип: если судья в течение своей длительной практической деятельности занимался чем-то, что рождает в нем одностороннюю позицию – обвинительную, например, то он должен пройти некий «карантин» перед поступлением на судейскую службу. У нас этого нет. Идет конвертация из органов обвинительной власти в суды людей без всякого «карантина», а далее возникают и другие возможности реагировать на поведение судьи».
Не спасают ситуацию и представители преподавательских кругов, уверена Морщакова: «Представьте себе судью, который пришел из науки, – его тут же начнут рихтовать, и у него появится выбор: либо остаться и стать как все, либо из судебной системы уйти».
Рецепты для Фемиды
Из тяжелой ситуации с российским судопроизводством есть выход. Прежде всего следует покончить с процентоманией в этой сфере. Дело в том, что сейчас отмена любого судебного акта для судьи – показатель отрицательный. Нельзя допускать, чтобы судью наказывали за решения, которые не нравятся вышестоящему начальству. Председатели сегодня являются работодателями для судей, что неправильно, поясняет Морщакова: «Полномочия председателя – это ключевой момент, он не должен участвовать в назначении судьи, в его удалении из системы. Ему может быть предоставлена только функция обжалования решений органов судейского сообщества».
Следует также ввести обязательную аудиозапись всех судебных заседаний – вместо ненужной видеосъемки, говорит эксперт: «Вот в арбитражных судах камеры установлены – но кому это нужно? Председатель доволен – он видит из своего кабинета, как идет каждый процесс. Но зачем это ему? Чтобы вовремя вмешаться?»
Сегодня аудиозаписи, которые предъявляют стороны, отвергаются в вышестоящем суде, сетует Морщакова, поэтому они должны вестись судьями – например, чтобы потом можно было проверить, что происходило в первой инстанции.
* * *
В России сегодня модно отправлять к Фемиде недовольных. Звучит как в классической пьесе: «Все в суд!» Граждане слышат это напутствие по каждому поводу. Власти повысили тарифы – судитесь. Лишили накоплений – судитесь. Гаишники прислали невнятную и несправедливую квитанцию на штраф – судитесь! Однако кого увидит на процессе россиянин, взыскующий справедливости? Человек в мантии, с молоточком в руке может оказаться вчерашним милиционером, или следователем, или даже прокурором. С изначальным подозрением во взгляде.
