Сергей Скляров В субботу, 24 ноября, вся Украина будет отмечать 75-ю годовщину голодомора 1932–1933 годов. По всей стране пройдут траурные мероприятия в память о погибших. В Киеве на Михайловской площади с обращением к нации выступит президент Украины Виктор Ющенко, его выступление будут транслировать ведущие украинские телеканалы. О масштабах траурных мероприятий оповещены не только собственные граждане, но и весь мир. Ющенко призвал украинцев во всем мире зажечь траурные свечи. О том, как отметят эту дату в России, которую голодомор также не обошел стороной, мне, располагающему многочисленными информационными источниками журналисту, ничего не известно. Информации об официальных мероприятиях нет ни в информагентствах, ни в интернете.
Не хочется думать, что все ограничится тем, что я расскажу детям, как в декабре 1932 года моя бабушка 12-летним ребенком навсегда покинула родительский дом на хуторе под станицей Орловской на северо-западе Краснодарского края и двое суток шла пешком примерно 80 километров к своей сестре в город Ейск, питаясь только мерзлыми капустными кочерыжками с давно убранных полей. Родители отправили ее к сестре в более благополучный город после того, как в доме закончилась последняя еда, а сами остались медленно умирать. Как позже рассказали чудом выжившие дальние родственники и соседи, мои прадедушка и прабабушка смогли протянуть еще два месяца – они умерли от голода в феврале 1933 года.
Столь разную официальную реакцию на трагическую дату в России и Украине вряд ли можно объяснить различиями в масштабах трагедии – на территории Украины умерли от голода 3,5–4 млн. человек, в то время как в России счет идет только на сотни тысяч. В самой Украине считают, что по масштабу бед для этой страны голодомор превосходит Вторую мировую войну. Однако даже если счет не идет на миллионы – это не значит, что Россия не способна в национальном масштабе почтить память сотен тысяч жертв. Сейчас все говорит о том, что Москва хочет максимально откреститься от трагедии 1932–1933 годов исключительно по политическим мотивам.
Российские власти боятся проиграть информационную войну Украине, которая требует от других стран признать голодомор геноцидом украинского народа. Несмотря на то что режима, который виновен в этом преступлении, давно нет, Москва опасается, что в случае такого признания на нее будет возложена моральная, а возможно, и материальная ответственность за гибель миллионов людей 75 лет назад. Поэтому прилагает максимум усилий, чтобы сорвать планы Киева по приданию голодомору в международном контексте того же значения, что и Холокосту евреев в годы Второй мировой войны. Заодно и память об этом политически небезопасном сейчас событии власти пытаются придать забвению.
Так уж получилось, что документов, указывающих на умышленно этническую направленность искусственно созданного голода, нет. Москве тогда надо было расплатиться по немецким кредитам на индустриализацию, поэтому у крестьян в зернопроизводящих регионах продовольствие выгребали подчистую. В то же время география голодомора говорит о том, что ударил он в основном по национальным окраинам Советского Союза. Помимо Украины голод охватил входившие в Российскую Федерацию Кубань, Ставрополье, Дон, Нижнее и Среднее Поволжье. А годом ранее – Казахстан, также тогда бывший частью РСФСР. Тогда от голода умер каждый третий казах. При этом в Поволжье наиболее сильный голодомор случился в ликвидированной в 1941 году немецкой автономии.
В наиболее затронутой голодом сельской местности в большинстве этих регионов проживало смешанное русско-украинское население и казаки, которых официальная статистика относила то к украинцам, то к русским, а советская власть откровенно недолюбливала. На 1932–1933 годы приходится усиление антиукраинской и антиказачьей риторики Сталина. Известны его письма Кагановичу и Шолохову. В первом из них Сталин утверждает, что партийные и государственные органы в Украине кишат националистами и польскими шпионами и в любой момент Советский Союз может Украину потерять. Во втором убеждает Шолохова, что казаки сами виноваты в голоде.
На начало 30-х приходится политика деукраинизации Кубани. В регионе, в котором до 80% населения по дореволюционным переписям говорили на «малороссийском» наречии, закрывались и переводились на русский язык педучилища и школы, в которых ранее преподавали на украинском. Сейчас этот язык в качестве разговорного используют лишь пожилые станичники, молодежь и среднее поколение перешли на русский. В результате голодомора и деукраинизации численность украинцев в РСФСР по переписи 1937 года упала до 3 млн. человек против 7,8 млн. по переписи 1926 года.
Чем закончится закамуфлированный спор между Киевом и Москвой о том, является ли современная Россия правопреемницей только достижений и активов Советского Союза или еще должна отвечать по столь неблаговидным, как голодомор, пассивам развалившегося государства, я не знаю. Меня сейчас больше волнует другой вопрос. Попытку официальных властей России замолчать или отметить по минимуму траурную дату из-за политических разногласий с Киевом не могу не воспринимать иначе как оскорбительную для меня и моей семьи, а также семей других жертв голодомора. Как не могу воспринимать иначе и отсутствие официальной реакции на совершенный на днях «евразийцами» Дугина в Москве погром выставки документов о голодоморе из украинских архивов. n
