Геополитическая борьба за Приднестровье вступает в решающую стадию. Попытка Молдавии выдавить Россию из этого региона и переговорного процесса в целом на прошлой неделе реализовалась в предложенном Владимиром Ворониным плане урегулирования, в основу которого лег известный украинский вариант.
Существует странный стереотип: якобы российский и украинский планы по урегулированию приднестровского конфликта (известные как план Козака и план Ющенко) являются чуть ли идентичными документами. Представляется, что такое отношение к этим двум документам является ошибочным – несмотря на внешнее сходство многих положений, они преследуют диаметрально противоположные геополитические цели. Если план Козака фиксирует российское военно-политическое присутствие в регионе, то план Ющенко нацелен на его свертывание. Что же касается общих для двух планов моментов, то они неудивительны: любой миротворческий план является следствием определенного компромисса, учитывающего в той или иной степени интересы всех сторон, вовлеченных в конфликт.
Итак, план Козака предусматривал сохранение на территории Молдавии российского миротворческого контингента в количестве не более чем 2 тыс. человек на период до 2020 года. В условиях предлагавшейся в том же плане полной демилитаризации Молдавии роль этого контингента резко возрастала. Вместо вывода российских войск с территории страны, которого уже давно добивается Запад, их присутствие приобретало дополнительную легитимность. Именно это принципиальное для России положение плана Козака стало основной причиной того, что объединенная Европа оказала жесткое давление на Кишинев и добилась отказа президента Владимира Воронина от уже согласованного документа. Понятно, что план Ющенко не включает в себя даже намека на то, что российские войска должны остаться в регионе. А принявшая этот план молдавская сторона уже в резкой форме потребовала их вывода, что похоже на часть игры, согласованной между Киевом, Кишиневом и европейскими структурами и направленной на «выдавливание» России из региона, который она считает своей исторической сферой влияния.
Кроме того, в плане Козака содержалось четкое положение, согласно которому «делопроизводство во всех органах государственной власти и органах местного самоуправления осуществляется на молдавском и русском языках». Фактически речь шла о придании русскому языку официального статуса на всей территории страны. Теперь же (в проекте нового молдавского закона, подготовленном на основе украинского плана и явно согласованном с Киевом) речь идет о том, что русский и украинский языки будут официальными только на территории Приднестровья.
В плане Козака был тщательно прописан федеративный статус Молдавии. Так, молдавский парламент становился двухпалатным, причем в верхней палате (сенате) Приднестровье и Гагаузия имели вместе равное количество мест с остальной Молдавией. При этом для Приднестровья создавались и другие возможные гарантии для того, чтобы отстоять его интересы в возможных конфликтах с Кишиневом, – например, до 2015 года законы должны были утверждаться сенатом большинством в три четверти голосов, причем вводился императивный мандат для сенаторов. План Ющенко предусматривает статус автономии для Приднестровья, не позволяющий региону иметь «блокирующий пакет» по общегосударственным вопросам. А законопроект, внесенный молдавскими властями, вообще упраздняет пост президента Приднестровья, сохраняя лишь парламент (Верховный совет) и правительство.
Не менее важно и то, что план Козака не предусматривал принудительной демократизации Приднестровья, что является одним из ключевых положений плана Ющенко. Выборы в Верховный совет, которые состоятся в нынешнем году, должны пройти под контролем международных наблюдателей, на демократической основе и с соблюдением прав оппозиции. Если Россия заинтересована в сохранении авторитарного режима Игоря Смирнова в его нынешнем виде, то Кишинев, Киев и Европа делают ставку на его демонтаж.
Таким образом, речь идет о двух жестко конкурирующих между собой проектах, причем Россия в результате оказалась в непростом положении. Во-первых, план Ющенко соответствует европейским стандартам демократии и просто так отмахнуться от него невозможно. Если российская дипломатия отвергла бы украинский план, то она дала бы повод говорить о том, что она заинтересована в сохранении своего военного присутствия в регионе, а не в урегулировании конфликта. Точно так же России трудно публично возражать против проекта демократизации Приднестровья. Поэтому российская сторона хотя в сдержанной форме, но все же выразила позитивное отношение к украинским предложениям.
Во-вторых, если отношения Москвы и Кишинева сейчас фактически находятся на стадии замерзания, то и с Тирасполем не все просто. Приднестровский истеблишмент не выглядит единым. Понятно, что такие фигуры, как влиятельный министр безопасности Владимир Антюфеев (бывший куратор рижских омоновцев в период жесткого политического противостояния в Латвии в 1990–1991 годах), имеют мало шансов адаптироваться к условиям демократизированного Приднестровья. Но многие другие представители местной элиты устали от неопределенного статуса «непризнанной республики» и хотели бы пойти на компромисс, который обеспечил бы политическую идентичность региона и его экономический статус. Также их не прельщает возможность конфликта с Украиной, которая ужесточает таможенный режим на границе. Не случайно Игорь Смирнов, вынужденный учитывать настроения в республике, в минувшую пятницу встретился с Виктором Ющенко и формально солидаризировался с его планом.
На сегодняшний момент Россия старается диверсифицировать свою позицию: осторожный позитив по отношению к плану Ющенко сочетается с резким негативом в отношении действий кишиневских властей. Однако в самое ближайшее время придется принимать принципиальные решения, которые будут скорее основаны на основных принципах плана Ющенко – возможно, с некоторыми отступлениями в пользу России. Однако сохранение существенного (а не формально обозначенного) ее военно-политического присутствия в регионе является сверхзадачей, реализовать которую будет крайне сложно.