Леонид Медведко После 11 сентября 2001 г. ближневосточный кризис завязался в общий узел с борьбой против международного терроризма. Как стало в последнее время модно говорить на Западе, в рамках "изменяющегося Большого Среднего Востока" его границы расширились и на зону Персидского залива и на всю так называемую северную исламскую дугу вокруг Каспия. Юг России и прикаспийские страны СНГ тоже оказались теперь частью такого Большого Востока. Об этом напомнил состоявшийся недавно визит в Москву министра иностранных дел Египта доктора Ахмеда Махера. Ранее за многолетнее пребывание на посту посла в России Ахмед Махер немало сделал для активного подключения России к процессу ближневосточного урегулирования, как по линии традиционной, так и гражданской, называвшейся ранее "народной", дипломатии. Может быть, поэтому по инициативе российской стороны на переговорах с египетским министром был затронут вопрос о возрождении существовавшей ранее практики привлечения парламентариев России и ближневосточных стран к урегулированию на Ближнем Востоке.
Тем более что гражданская дипломатия и без того волей-неволей втягивается в противостояние с международным терроризмом в его самых разных обличьях. Как это произошло при кульминационной развязке израильско-палестинского кризиса в Вифлееме, когда "миротворцы" на общественных началах и христианское духовенство выступали попеременно то заложниками, то посредниками в борьбе "терроризма против терроризма" - противостояния палестинских бойцов и Армии обороны Израиля.
Принятая в ноябре 1947 года резолюция СБ ООН # 181 как бы выписывала одну общую метрику на рождение "двойни" - еврейского и арабского государств в устанавливаемых для них определенных границах. Но арабы отказались от такой "метрики на двоих", чем сумел воспользоваться Израиль. В результате первой палестинской войны его границы вышли далеко за пределы, установленные этой резолюцией ООН. Корни самого длительного конфликта века уходят не только в конец XIX столетия, когда почти одновременно стали формироваться идеологии еврейского сионизма и исламского арабизма, но и в более древнюю историю.
Раньше постоянно и неизменно подчеркивалась "сердцевинная сущность" палестинской проблемы в ближневосточном урегулировании. Теперь же в условиях глобального размаха антитеррористической борьбы самоурегулирование очередного израильско-палестинского кризиса становится одной из сердцевинных проблем глобальной борьбы против международного терроризма. В условиях глобализации происходит определенный сдвиг и в историко-временном измерении перспектив урегулирования этого конфликта. Саудовский план исходит из принципа - "мир за землю", то есть мир на Ближнем Востоке в обмен на освобождение Израилем не только палестинских территорий, но и арабских земель, захваченных им в 1967 году.
Но Израиль продолжает отвергать содержащийся в этом плане призыв вывести войска на границы до июньской войны 1967 года, а также отрицает право палестинских беженцев возвратиться к своим родным очагам. Исламские радикалы на этом основании вновь поднимают вопрос об уничтожении "сионистского образования", а израильские "ястребы" - о ликвидации Палестинской автономии.
Накопившаяся веками взаимная ненависть "семитских братьев" не позволяет им найти примирение без посторонней помощи.
Строго говоря, поддержка или осуждение любого из них нередко расцениваются как проявления антисемитизма или арабофобии. Непрекращающиеся столкновения на земле обетованной постепенно перерастают во взаимный геноцид. Число погибших палестинцев с начала нынешней интифады уже превысило тысячу, раненых и изувеченных насчитывается более 20 тысяч. Одновременно в результате примерно шести тысяч терактов на оккупированных территориях и в самом Израиле около 500 израильтян убито и почти в 10 раз больше ранено. В этой войне по обе стороны противостояния немало жертв как среди бывших, так и настоящих граждан России и СНГ.
Россия как самая большая евроазиатская страна с многочисленными конфессиями, представляющими три авраамистические религии, могла бы выступить не только инициатором, но и организатором межнационального и межрелигиозного диалога. Тем более что при возросшем за последние годы значении религиозного фактора можно говорить о "вере массового поражения", как о самом действенном оружии в военно-политическом противоборстве. В борьбу с применением подобного "оружия" свой вклад могли бы внести и наши довольно многочисленные соотечественники как в Израиле, так и в арабских странах.
Особенно это касается тех деятелей науки, культуры, других представителей интеллигенции и молодежи, которые своим активным участием в антивоенном движении и массовых манифестациях (одна из них состоялась недавно и в Тель-Авиве) демонстрируют далеко не исчерпанный еще миротворческий потенциал гражданской дипломатии. Как участник многих арабо-российских диалогов и круглых столов по ближневосточному урегулированию, проводившихся Организацией афро-азиатской солидарности в разгар ливанского и кувейтского кризисов, могу засвидетельствовать, что они внесли тогда свой вклад в прекращение кровопролития.
