Армен Ханбабян Это только кажется, будто на постсоветском пространстве возникло 15 новых независимых государств, 12 из которых являются членами СНГ. На самом деле таких стран больше. Приднестровская Молдавская Республика, Нагорно-Карабахская Республика, Республика Южная Осетия и Республика Абхазия давно уже живут самостоятельной жизнью, и с бывшими метрополиями их практически ничего не связывает.
В 90-х годах многим представлялось, что правовая легитимация существующей де-факто независимости непризнанных образований неизбежна. Отдельные представители достаточно солидных структур, например российской Думы или ООН, допускали двусмысленные высказывания, порождающие в Тирасполе, Сухуми, Степанакерте и Цхинвали надежды на возможность полноценного оформления их самопровозглашенного статуса. Так, например, на вопрос автора этих строк о том, почему Организация Объединенных Наций признала независимость Эритреи, но не признает независимость Карабаха, тогдашний генсек ООН Бутрос Бутрос Гали ответил, что суверенитет Эритреи был признан в первую очередь Эфиопией - после двадцатилетней войны. И если Баку поступит аналогичным образом в отношении Степанакерта, "мы будем рады приветствовать Карабах в семье свободных народов".
Нет сомнений, что постсоветские конфликты в определенный период во многом соответствовали российским интересам, позволяя сохранять военно-политический контроль над привычным геополитическим пространством. Однако после смены власти в Кремле, начала второй контртеррористической кампании в Чечне и отказа Москвы от Хасавюртских соглашений стало ясно, что принцип территориальной целостности является для России абсолютным приоритетом. Запад, во многом пересмотревший свои подходы после исчезновения Союза, также стал склоняться к мысли, что процесс распада может принять совершенно неконтролируемый характер. Поэтому настрой в отношении "непризнанных" стал меняться не в лучшую для них сторону.
В Молдавии Кремль предпочел новое коммунистическое руководство страны лидеру Приднестровья Игорю Смирнову, хотя Кишинев ощутимо ужесточил свою позицию в отношении Тирасполя, и сегодня можно сказать, что переговорный процесс, продолжавшийся все последние годы, заморожен. В преддверии недавних президентских выборов в Тирасполе Москва обрушила на руководство ПМР шквал жесткой критики и компромата в СМИ. Разумеется, ни о каком официальном признании даже самого факта выборов не было и речи.
Аналогичную позицию заняло российское внешнеполитическое ведомство и в отношении итогов выборов в Южной Осетии. Кроме того, в ходе первого раунда российско-грузинских переговоров по подготовке нового двустороннего "рамочного" договора Москва устами Бориса Пастухова открыто заявила, что выведет своих миротворцев как из Абхазии, так и из региона южноосетинско-грузинского конфликта, если Тбилиси того пожелает. Что касается болезненного вопроса о статусе Абхазии, собственно, и ставшего первопричиной конфликта между Сухуми и Тбилиси, то его решение является "внутренним делом Грузии".
Логично предположить, что аналогичные подходы экстраполируются Кремлем и на противостояние в Нагорном Карабахе. Насколько можно понять, заявления официального Баку о готовности предоставить НКР "высокую степень автономии" весьма благосклонно воспринимаются Москвой, хотя никакой конкретики в себе не несут. Кремль расширяет экономическое и политическое сотрудничество с Азербайджаном, и очевидно, что это, несмотря на заявления обратного свойства, не может не происходить за счет отношений с традиционным региональным союзником России - Арменией.
Кстати, еще недавно Россия поддерживала планы международных посредников, предлагающих решать проблемы взаимоотношений между бывшими метрополиями и бывшими провинциями в рамках идеи общего государства. К принятию этого подхода Россия активно понуждала непризнанные республики. Теперь, когда Тирасполь, Сухуми и Степанакерт смирились с этим подходом, позиция Москвы ужесточилась - в полном соответствии со взглядами Кишинева, Тбилиси и Баку, отвергающих идею "общего государства".
Словом, сложившуюся конъюнктуру нельзя назвать удачной для непризнанных республик. Тем не менее рано говорить о том, что они готовы смириться с происходящим и поступиться своей самостоятельностью. Становящаяся все более угрожающей воинственная риторика бывших "хозяев" их явно не пугает. Нельзя забывать, что обретение "самопровозглашенными" фактической независимости стало результатом победоносных военных кампаний. И наивно было бы думать, что существует иной путь заставить их отказаться от своей самостоятельности, кроме военного.
Вряд ли Тбилиси, Баку и Кишинев действительно будут готовы в обозримой перспективе к тому, чтобы всерьез решиться на возобновление боевых действий. Это может произойти только тогда, когда у них сформируется твердая уверенность в возможности военной победы. Однако состояние национальных вооруженных сил оставляет желать много лучшего, и новые войны могут привести к последствиям, прямо противоположным связанным с ними ожиданиям.
Поэтому можно прогнозировать, что нынешнее состояние неопределенности, продолжающееся уже 8-10 лет, продлится еще достаточно долго. Состояние ни мира, ни войны заставит посредников, и в первую очередь Россию, продолжить поиск взаимоприемлемых конструктивных вариантов политического решения проблем. Допустимо в этой связи предположить, что процесс интеграции России в международное сообщество будет способствовать укреплению миротворческих тенденций и, главное, постепенному изменению самой парадигмы поиска политических вариантов урегулирования. Ведь пока стремление постсоветских стран к интеграции с Европой декларативно. И приобретет оно реальные черты не только в результате успеха экономических и политических реформ, но и путем изменения многих традиционных психологических установок. Что, думается, и станет наиболее существенным фактором успеха миротворческих процессов.
