Евгений Григорьев. ПОСЛЕ уже довольно давней и сенсационной путинской реакции "Почему бы нет?" на вопрос американского интервьюера о мыслимости вступления России в НАТО поднимать эту тему стало почти ритуалом при общении зарубежной прессы с российским президентом. Она интересовала журналистскую толпу в Любляне, слетевшуюся на первый саммит глав российского и американского государств. И едва ли не каждый раз Владимир Путин использовал предоставляемый повод, добавляя новые детали, а однажды даже документ в качестве информации для начавшегося размышления. Наверняка нечто подобное произойдет и завтра во время брюссельской встречи Путина с руководством НАТО.
На днях в Берлине было не иначе. Когда сакраментальный вопрос был поднят на встрече с руководителями немецких СМИ, президент дал понять, что Москва готова к соответствующему деловому диалогу: "Все зависит от того, что будет предложено. У Запада больше нет оснований не вести такое обсуждение".
До настоящего времени членство России в Североатлантическом альянсе считалось чисто теоретической посылкой. С этой мыслью как бы играли. Ее варьировали в своих выступлениях советник американского президента по национальной безопасности Кондолиза Райс, федеральный канцлер Герхард Шредер и некоторые другие западные политики. При этом они называли ее отвлеченной перспективой некоего весьма отдаленного будущего. Но сейчас в Берлине она прозвучала у российского президента в новой конкретизированной редакции, побуждающей Запад, по мнению многих комментаторов в Германии, к более серьезному осмыслению проблематики Россия-НАТО.
Пожалуй, можно сказать, что в нашей стране этот процесс продвинулся достаточно заметно. Речь не идет о завзятых российских проатлантистах, последователях былой козыревской линии, придерживающихся в отличие даже от многих их западных единомышленников заведомо некритического восприятия любой политики и действий НАТО. Конечно, у российских политических и общественных кругов есть немало обоснованных как прошлых, так и настоящих причин воспринимать (например, из-за его необъяснимого логикой продвижения к нашим границам) этот альянс не лучшим образом. Однако абстрактная поначалу и невероятная еще недавно мысль о российском членстве в НАТО уже почти никого у нас не зовет на баррикады. Постепенно она приживается в качестве допустимого варианта будущего при соблюдении уважения и равенства России.
Наверное, большей части западной общественности это было бы тоже приемлемо. Но не так пока в политических и военных кругах. "Если Путин придет с предложением, мы его серьезно обдумаем", - сухо откликнулся на последние высказывания российского президента представитель НАТО в Брюсселе. Многие политики и военные Североатлантического союза не скрывают своего панического отношения к реальному участию в нем России. "Какой ужас, если Москва станет грозить своим вступлением в НАТО", - пишет берлинская "Вельт", передавая настроения, давно бытующие в коридорах брюссельской штаб-квартиры союза. И продолжает: "Дело в том, что, сколь бы полезным не представлялось российское вступление, всем ясно: с Россией это уже не будет старое НАТО. Однако после террористических ударов в Нью-Йорке это относится, пожалуй, ко всему миру. Из этого и исходит Владимир Путин. Так что теперь ответ за Западом, прежде всего за американцами".
Вопрос о существовании НАТО в застывшем виде стал для столиц блока своеобразным моментом истины уже давно - со времени падения Берлинской стены, развала СССР и Варшавского блока, победы над коммунизмом и провозглашавшегося уже тогда окончания холодной войны. Все это устранило причины, которыми обосновывалось подписание в 1949 году Вашингтонского договора об этом альянсе. Придание более зримой политической составляющей преимущественно военной организации было одним из условий, призванных сопутствовать воссоединению Германии. Но тогдашняя лондонская декларация, как и последующая вашингтонская 1999 года, не означала подлинной реформы НАТО. Как показала история с войной против Югославии, в альянсе по-прежнему преобладало военное мышление вместо поиска политического решения проблем. В продвижении блока на восток тоже трудно видеть торжество политических параметров. Несмотря на возросшую роль в мире, европейцы испокон веков оставались на подчиненных ролях, пытаясь ныне как-то улучшить это положение выработкой своей согласованной политики и созданием "собственных" вооруженных сил. Но именно сейчас поворот в мировой ситуации, вызванный атаками международного терроризма, ставит перед НАТО новый тест, включающий в себя и новые отношения с Россией.
Полнее всего это понимают в Европе, но, видимо, ощущают и в Америке, где более устойчив консервативный склад политического мышления. Понятно, что выдвигаемые жизнью преобразования НАТО - непростое дело для всех ее 19 участников. Господствуют опасения, что "другой союз", особенно с полноправным участием России, ослабит в нем американскую доминанту, сделает невозможным действия типа бомбардировок Югославии и т.д. Но поскольку вопрос все-таки стоит, в этой связи появляются идеи превращения "расширенного вплоть до Москвы" альянса в политический союз, но параллельно с неким, как можно вычитать в западной прессе, "новым военным союзом, который взял бы на себя военную роль сегодняшнего НАТО, прежде всего на Балканах", - и без России.
Остается фактом, что благостные речи речами, а в действительности сегодня в первую голову в "мире НАТО" все еще дает себя знать давний потенциал недоверия, перенесенный с Советского Союза на современную Россию. Не изжит он, конечно, полностью и у нас. Тем не менее "процесс пошел", проблематика Россия-НАТО предстает в новых ракурсах.
Ее диапазон весьма велик. Тут и вопросы более полного использования возможностей взаимного сотрудничества, заложенных в Основополагающем акте, и взаимодействия в миротворчестве на Балканах, и, само собой разумеется, дальнейшего расширения альянса на восток, а с недавних пор даже российского членства в нем. В том или ином аспекте все это, бесспорно, имеет прямое отношение к надвинувшимся задачам перестройки архитектуры европейской и всеобщей безопасности, поставленным как "ultima ratio" в повестку дня международной политики нарастанием новых, прежде всего террористических, угроз и вызовов цивилизованному миру.
