Юлия Виноградова
Где та грань, которая отделяет художественное высказывание от политического протеста?
Фото Елены Фазлиуллиной (НГ-фото)
За последние два-три года в России появилось много политических акций, которые проходят под грифом «искусство». Если в прошлом году прецедентом стало присуждение государственной премии «Инновация» арт-группе «Война», то в этом дискуссия ведется вокруг выдвижения Pussy Riot на Премию Кандинского. Ответственный редактор «НГ-антракта» Юлия Виноградова расспросила кураторов, критиков и художников о том, как сегодня изменились отношения политики и искусства, где та грань, которая отделяет художественное высказывание от политического протеста и тем более от хулиганства, и можем ли мы говорить о новом подъеме акционизма в России.
Иосиф Бакштейн, художественный критик, куратор, директор Института проблем современного искусства
Современное визуальное искусство всегда более политизированное, чем кино, театр, музыка, литература. Художник действует один или в группе, он не связан с производством, крупнобюджетными проектами, поэтому он гораздо активнее использует свои художественные методы и реагирует на общественно-политическую ситуацию. Иногда возникают амбивалентные истории, как с Pussy Riot. Одни интерпретируют их выступление как художественный акт, другие в этом сомневаются. Симптоматично, что в их защиту в основном выступала рок и поп-среда, а художественная среда вела себя гораздо более пассивно. Общественная реакция на то, что сделали эти девочки, оказалась совершенно непрогнозированной. Мне звонили с разных радиостанций и спрашивали, что я думаю по этому поводу. Я удивлялся: почему вы мне звоните? Отвечали: ну как же, это ведь современное искусство.
Тем не менее последние годы ситуация в искусстве действительно обострилась. Уже в 1960-е годы искусство становится в значительной степени политизированным. Когда обостряется сама политическая обстановка, то художники, как часть социально активных групп, начинают на нее более активно реагировать. Это вполне вписывается в историю искусства всей послевоенной эпохи.
Критерии художественной состоятельности тоже достаточно субъективны. С одной стороны, это решает сам художник, который заявляет: я художник. Такая постмодернистская традиция. Но в изобразительном искусстве критерии качества и профессионализма более размыты в отличие от театра, кино, музыки, литературы. Если кто-то говорит «я – музыкант», ему отвечают – «сыграй». А если кто-то говорит «я – художник» и начинает лаять, как Олег Кулик когда-то? Сначала говорят – «ну, сумасшедший», а потом проходит время, и все решают, что это важный художественный жест. Художественная среда решает, общественная дискуссия. В случае с Pussy Riot непросто будет найти аргументы, чтобы отнести их деятельность к современной художественной культуре. Но, поскольку они выдвинуты на Премию Кандинского, то дискуссия неизбежно еще более активизируется.
Акционизм в России действительно возрождается, потому что актуализировалась сама общественно-политическая ситуация в стране. Идет активный процесс формирования институтов гражданского общества, идет сложно и противоречиво. Художник пытается вписаться в этот политический контекст. Происходит политизация эстетики и одновременно эстетизация политики. В истории России такое периодически происходило.
Анатолий Осмоловский, художник
Политического искусства больше не стало, это приблизительно неизменяющийся коэффициент. Может быть, среди молодежи появился больший интерес, но и для нас, художников 1990-х годов, политические проблемы не в меньшей степени были интересны. Другое дело, что в нулевые годы наблюдалось некоторое уменьшение интереса. Но художник, даже если не занимается политическими проблемами, все равно политичен. Искусство по сути политично. Для этого необязательно забегать в храм Христа Спасителя, и картина может обладать определенным политическим значением.
Критерии в каждом случае вырабатываются индивидуально. Очень большую роль играет время. То, что сейчас воспринимается как хулиганство, через какое-то количество времени может начать восприниматься как традиция в искусстве, а может и остаться хулиганством. Это невозможно предсказать. Например, «Черный квадрат» Малевича воспринимался как хулиганство, однако он стал краеугольным камнем традиции XX века. А были, например, такие сестры Красильниковы, ученицы Малевича, которые расписали свою умершую мать перед тем, как похоронить. Об этом знают даже не все эксперты в искусстве. Если говорить про акцию Pussy Riot, на мой взгляд, это искусство, вне всякого сомнения. А, например, некоторые акции группы «Война» я произведениями искусства не считаю.
Если такой гигантский резонанс получила эта акция в храме Христа Спасителя, то, конечно, можно говорить о второй волне акционизма в России. Хотя речь идет о довольно узком круге людей. Но какое у нас государство, какое у нас общество, такое и искусство. Акция Pussy Riot очень грубая, не особо замысловатая, но у нас очень грубое общество, очень грубые отношения внутри политического класса и внутри гражданского общества. В этом смысле это вполне адекватное отражение.
Василий Церетели, куратор, директор Московского музея современного искусства
Художники, которые занимались искусством и были художниками, всегда художниками и остаются. Просто есть те, кто себе как цель выбирает акции и перформанс. В каждую эпоху и в каждой стране есть определенное количество художников, которые как тему выбирают политическое выказывание, и я не думаю, что сейчас в России их стало больше.
Что касается критериев, то здесь следует говорить про конкретные примеры. Художник выбирает и преподносит политический жест, а социальная критика расставляет акценты. Когда художник сознательно делает художественную акцию со всеми вытекающими последствиями, политическими, или социальными, или другими, как Бартенев, например, то это одно, это искусство. А когда уже после того как акция проведена, этому приставляют лейбл «искусство», вот с этим я не согласен.
Выходит, к любой вещи, которую мы не можем описать, давайте поставим «искусство» или «художественная акция», и таким образом это пройдет. Это неправильно. Pussy Riot мне сложно назвать искусством, это скорее музыкальная панк-группа, я художественной подоплеки здесь не вижу. С группой «Война» другая ситуация, недаром их выдвинули на премию «Инновация». Это художники, которые имеют за собой историю, много произведений, можно с ними соглашаться или не соглашаться, но они сознательно создавали разные произведения искусства, связанные с социально-политическими темами, как те же «Синие ведерки». Когда их выдвигали на премию, вопросов не возникало.
Олег Кулик, художник, куратор
Вообще появилась какая-то политика, раньше все были за свободный рынок. Сейчас все поняли: либо рынок, либо свобода. Тут и началась политизация. А искусство занималось политикой всегда, просто мало кто обращал на это внимание. Всем нравилось декоративное искусство. Когда мы в 1990-е годы делали перформансы, они тоже были очень политичны. Они призывали к какой-то внятности, говорили о том, что мы все превращаемся в скотов, в животных, что, в общем-то, сейчас и подтвердилось. В этом смысле ничего не изменилось. Но методы, художественные методы борьбы сейчас стали понятны всем. Как Пикассо говорил: «Сейчас вы меня не любите, а через 20 лет, когда я приду к вам в дом в виде ложек, тарелок и чашек, вы меня полюбите». То же самое и мы можем сказать. Когда мы делали политические перформансы в 90-х, нас не любили, а когда обществу потребовалась возможность высказаться в тоталитарных обстоятельствах, оно прибегло к методам искусства, которые отрицало последние 20 лет.
Сейчас происходит не возврат к акционизму, нет, это те семена, которые были посеяны в 90-х, они сейчас взошли и дали плоды. Когда всех задавили, только современное искусство нашло в себе возможность высказаться, потому что оно не нуждается ни в какой поддержке. Оно держится в самом человеке, сам человек есть произведение. Все остальные держатся за какие-то медиа, средства, деньги, телевидение, радио. А современный художник – только за свое тело.
Критерии, конечно, есть. Например, «Война» – это в основном политика, а Pussy Riot – искусство. Именно в форме и отношении. Кем себя считает человек – художником или политиком? «Война» считает себя политиками, они сами говорят, что современное искусство им неинтересно. Они начали как художники, использовали художественную сцену для общественной деятельности. А Pussy Riot используют как раз политическую или общественную деятельность для искусства. Это совершенно разные намерения. Гитлер, Черчилль и Рузвельт тоже себя считали художниками, но они были политиками, потому что политика для них была важнее. Pussy Riot так сильно выстрелили, потому что пришли с территории искусства. Они продумали форму, связали ее с традицией. Посмотрите, как они похожи на поздние картины Малевича, или на механических людей Татлина, или на сценический дизайн Степановой. Они аргументируют свои действия художниками 90-х. Кто за ними стоит? Стоит за ними художественная традиция, которая есть и будет в веках, а политика изменится.
Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт Музея, Москва (МАММ)
Нельзя сказать, что политического содержания не было в искусстве прежде – и не только начиная с XX века, достаточно взять эпоху Возрождения, посмотреть на работы Тинторетто или Тьеполо. Искусство не может обходить эту территорию. Больше политических высказываний не стало, но появился мировой тренд так называемого левого искусства. Появилось новое слово «активист», которое сегодня используется как синоним слову «художник». Увеличилась медиатизация этих высказываний. Поэтому мы сегодня так много об этом говорим и так много этого видим. И это новое явление, надо разбираться в нем серьезно, без ажиотажа. Есть мнение, что Французская революция случилась из-за распространения книгопечатания. А что нам принесет распространение Интернета? Это другая среда, в которой возникают другие формы.
Что назвать художественным высказыванием? Дюшам дал на эту тему жесткий ответ: художественным произведение становится, когда появляется контекст художественного восприятия. Полвека спустя акционизм задался тем же вопросом, выводя искусство на улицы. И сегодня вопрос «какое это имеет отношение к искусству?» нередко возникает у многих, и у меня тоже. Но не надо судить сгоряча, здесь не может быть прямого однозначного ответа. И это прекрасно, потому что там, где есть однозначная трактовка, исчезает искусство.
Можно назвать перформансом всю нашу жизнедеятельность. Но просто политическая акция не может быть тождественным художественному высказыванию. Мы должны рассуждать применительно к конкретной ситуации, потому что искусство всегда конкретно. То, что вчера не было искусством, становится искусством иногда даже против воли художника. Есть группа «Война», есть Pussy Riot, есть огромное количество сходных вещей в мировом контексте. Что-то остается незамеченным, что-то становится вехой. Здесь есть как случайные процессы, так и закономерности. И в России это не случилось в последние два-три года, это вызревало очень давно. Просто на новом этапе это становится более или менее заметно в зависимости от того, как идут негативные процессы.
Искусство всегда звучит в унисон тому, что происходит вокруг. Всегда движется туда, где мы его не ждем. Мир куда-то идет в броуновском движении, и искусство ищет новые формы. Иногда наш протест и неприятие помогают новому явлению быстрее занять свое место в мире. Искусство ставит вопросы, но оно не всегда должно давать на них ответы. Как написал поэт Парщиков: «Историю напишет тот, кто родится последним». Современное искусство рождает эту историю на наших глазах.
