Дарья Курдюкова.
За свою историю Кирилловский иконостас пережил немало коллизий, но все-таки сохранился.
Фото РИА Новости
Четырехъярусный иконостас Кирилло-Белозерского монастыря, созданный к 1497 году, ко времени освящения каменного Успенского собора, заменившего сгоревшую деревянную церковь, – самый полный за эпоху по числу сохранившихся икон. И, как следует из вступительного слова организаторов, «несколько недооцененный». «Он до сих пор отсутствует в больших трудах по истории русского искусства», – говорит директор Кирилло-Белозерского музея-заповедника Михаил Шаромазов. А казалось бы – речь хотя и не о кисти, но об эпохе Дионисия, одного из самых известных изографов. И речь о Кирилло-Белозерском монастыре, месте красивейшем и не испытывающем недостатка во внимании путешественников. Но тут же и разговор об истории, которая – увы, общее место – не знает сослагательного наклонения.
Этому иконописному памятнику не повезло. Впрочем, и это сегодня уже кажется общим местом, учитывая, что саму иконопись по-настоящему стали ценить и интересоваться ею как предметом искусства, а не культа столетие назад. И сегодня уже не в диковинку сюжеты про коллекционеров, которые с горящими глазами бегали по городам и весям – да даже по Подмосковью, – находя там неожиданно в том числе и древние, не только «новых» XVIII–XIX веков иконы. Но это общая траектория увлечения этим искусством, с иконостасами крупных соборов происходило иначе.
Высокий иконостас – с местным, деисусным, праздничным и пророческим рядами – формировался преимущественно в XV веке, и дошло их до нас довольно немного, Кирилловский – самый полный по сохранности. Когда в XVIII веке переломилась эпоха, она теперь полюбила пышные рамы, и в 1764-м Кирилловский иконостас изменили в соответствии с новыми вкусами. Пять деисусных икон и десять праздничного ряда отправили в другие монастырские церкви, пророческий же ряд упрятали в алтарь. По иронии судьбы, несмотря на известное отношение большевиков к Церкви, революционный период памятник из небытия как раз вернул. В закрытый монастырь от музейного отдела Наркомпроса наведался искусствовед и реставратор Александр Анисимов и расчистил пару изрядно потемневших к тому времени икон иконостаса…
Дальше – история почти детективная, удивление невиданным качеством и постепенный перевоз икон в Москву и Петроград для реставрации. И снова непростые коллизии – иконостас удалось спасти, но остался он разрозненным, как потом, в военные годы, будут разлучены семьи. Часть икон, конечно, в монастыре, другая разошлась по двум столицам, распределенная между Третьяковкой, Русским музеем и позднее Музеем Андрея Рублева. Оттуда их и привезли.
 Необязательно быть верующим, чтобы понимать и чувствовать эстетику иконописи. Фото РИА Новости |
Некоторые иконы уже не первый год гастролируют: побывали на выставке «Россия!» в Нью-Йорке, а затем в Бильбао, некоторые были частью «Святой Руси», показанной в Париже, в Москве и в Северной столице. Но нынешний их выход в свет (кстати, наиболее представительной «делегацией» – всё не смогли показать из-за ограниченного пространства зала) – последний перед долгим перерывом.
Необязательно быть верующим, чтобы «всматриваться» в язык, «вслушиваться» в строгую эстетику прошлого. Теперь, в обратной перспективе, ту эпоху зовут дионисиевской. Дионисий работал во многих церквях и монастырях – в частности, в Успенском соборе Московского Кремля. К Кирилловскому иконостасу он не причастен (и прославившие иконописца росписи собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря, что относительно недалеко от монастыря Кирилло-Белозерского, исполнены позже, уже в 1502-м). Тут различают руки трех мастеров, хотя разговоры о стилистических особенностях – материя тонкая, и исследователи до сих пор спорят об атрибуции и разных параллелях. Но без влияния Дионисия не обошлось – писавший Страстной цикл праздничного ряда третий мастер был лирик, и певуче-удлиненные, строгие, но гармоничные по колориту фигуры напоминают образы Дионисия. В то же время в созданном первым мастером Деисусе с предстоящими перед Христом Богоматерью и Иоанном Крестителем история делает виток назад, оглядываясь на манеру Андрея Рублева…
Можно, конечно, пожурить: мол, нет в нынешнем показе концепции – просто собрать по музеям да показать, оставив аналогии в комментариях (впрочем, очень подробных). Но, с другой стороны, только так и можно погрузиться в искусство, привычное своей каноничностью и анонимностью – чтобы вдруг прочитать там разные манеры и темпераменты конкретных, хотя и безымянных для нас мастеров... И вот ведь возят иконы: кто-то смотрит на них как на произведение искусства, для других это святыни – но возят и потом возвращают в музеи. Чтобы сохранить. И это, вспоминая обострившееся в последние годы желание РПЦ вернуть себе «на места» многие памятники, которым уход нужен музейный, реставрационный, – вот это важно.
