Станислав Минин.
Эймос считает, что ей надо было бы родиться в России.
Фото Светланы Фрибус
В «Крокус Сити Холл», где выступала Тори Эймос, кое-кто пытался попасть без билета. А кое-кто – пронести в зал бутылку коньяка. Кое-кто не торопился и допивал коктейль в баре. Была пятница, 3 сентября. Конец рабочей недели.
Я надеялся купить Piece by Piece – мемуары-интервью Тори. Но продавалась лишь книга о Муслиме Магомаеве.
Тори вышла к нам в половине девятого, рыжеволосая и грациозная, в зеленой тунике, золотых легинсах и золотых туфлях. Кроме нее на сцене были еще рояль, синтезатор и стул. Только и всего. Еще световые эффекты. Камерный концерт для нескольких тысяч зрителей.
Она начала с землетрясения. С маленького. С песни Little Earthquakes.
Восторг наступил не сразу, а лишь когда в финале Icicle – второй песни в сете – Тори врезала кулаком по дереву рояля. Раньше мы видели такое на концертных записях. Импровизируя, ломая вокальные линии, свободно скользя по поверхности композиции, играя паузами и акцентами, Тори как будто пьянеет от собственной свободы, и резкий удар возвращает ее к реальности.
Затем была еще великолепная Precious Things, с которой Тори вовсе творила, что хотела. Были солидные Bells for Her и Mother Revolution, во время которых вокруг существовала только одна действительность – музыкальная, созданная рыжеволосой дамой за роялем Bosendorfer┘ или за синтезатором┘ или за двумя инструментами сразу.
Тори погружала нас в меланхолию (Lust), провоцировала текстом (Muhammad My Friend), ритмикой (Space Dog) или новым прочтением, аранжировкой (Bouncing off Clouds). Впрочем, альбомная версия Bouncing off Clouds кажется мне более сочной и интересной.
Излишне говорить, что Тори – исполнитель топ-класса, играла она без помарок и пела без «петухов». Пусть это будет дежурной констатацией. Это был концерт из числа тех, которые не превосходят ожиданий. Потому что ожидания предельно высокие.
К залу Тори обратилась, кажется, дважды. Объявила песню Indian Summer, которую не играла «много-много лет».
И еще, желая сделать нам приятное, заявила, что слишком долго волокла свой зад в Россию, а ведь ей надо было здесь родиться. Пожалуй, все-таки не надо было. В России она пела бы песни Игоря Крутого на юбилее Игоря Крутого или выступала бы на концертах в честь дня чекиста. А звание народной артистки России получила бы следом за Димой Маликовым.
В лучшем случае о ней слышал бы очень-очень ограниченный круг меломанов┘
Нет, к нам Тори Эймос занесло впервые. Наверное, именно поэтому на концерте в «Крокусе» она сыграла целых 10 (!) вещей с двух ранних альбомов – Little Earthquakes и Under the Pink. Начало 90-х. Время, когда Тори заявила о себе как об артистке формата и масштаба Кейт Буш. Впоследствии она превзошла предшественницу в оригинальности. Она не записала ни одного слабого, посредственного альбома.
Каждый диск Тори Эймос – отдельный цельный музыкальный образ, и жаль, что на московском концерте некоторые из них были незаслуженно забыты. Не было ни одной песни с шедевральных From the Choirgirl Hotel и прошлогоднего Abnormally Attracted to Sin. Да и Muhammad My Friend лишь в паре с Caught a Lite Sneeze, Father Lucifer или Horses могла бы по достоинству представить диск Boys for Pele.
Впрочем, все это – проблема личных предпочтений, а концерт во многом является автопортретом музыканта. Вот так, без моих любимых образов, пожелала Тори Эймос показаться московской публике. Думается, она нашла понимание. Люди признавались, что плакали при звуках Winter. Просто ощущение, что Тори лишь приоткрыла вуаль, осталось.
Хотелось большего. Точнее, не большего, а больше. Еще. Таких концертов всегда мало. Тори обещала еще. То есть обещала вернуться. Все они обещают. Но пусть уж она сдержит слово┘
