Фейк, ковид, антитрамписты

То, что сегодня творится в Соединенных Штатах, в России уже проходили. Иван Владимиров. Взятие Зимнего дворца 25 октября 1917 года. 1918. Государственный музей политической истории России, Москва

До выхода книги в свет отдельные ее главы были опубликованы в американской и российской периодике, в том числе в «НГ-EL». Так что, еще не открывая фолианта, я знал: не будь такого названия в истории литературы – «Американская трагедия», политико-исторический труд писателя Владимира Соловьева можно было бы поименовать и без вводной приставки «Закат Америки».

Все последнее время в своих публикациях, а теперь и в книге Соловьев ведет речь о трагедии. Она разворачивается на наших глазах на Северо-Американском континенте по классическим канонам этого созданного древними греками жанра: партия хора и игра актеров находятся в таком тесном взаимодействии, что земля вкупе с остальными декорациями горит под ногами, а заодно и машины, припаркованные в театре «мирных протестов». И витрины бьют, и в полицейских стреляют, и городские районы громят, их захватывая, левые и разных мастей леваки; и выборы фальсифицируют, в результате чего выигрывает уличенный в коррупции политик с прогрессирующей деменцией. Словно мы не в США, а в загибающейся от авторитаризма Венесуэле либо в африканской Либерии, в которой никакого либерализма, кроме названия, не осталось. А дальше сюжет развивается по антиаристотелевской мысли Иосифа Бродского: «В настоящей трагедии гибнет не герой – гибнет хор». Что американцам, не дай бог, и предстоит на «закате Америки», после которого наступает вселенская всепоглощающая тьма. Трагедия действительно настоящая: задействованы в ней реальные персонажи и происходит она в настоящем времени. Если хотите, назовем это акционизмом, поскольку от происходящего могут погибнуть не только герои акции, но и оказавшаяся на нескончаемой премьере многомиллионная аудитория. Впечатление от книги усиливается еще и тем, что Владимир Соловьев не только политический аналитик, обозревающий происходящее на глобальном историческом фоне, но и прекрасный стилист, тонкий прозаик и мастер строить увлекательные фабулы со смертельно опасными финальными абзацами.

Оскар Уайльд как-то заметил: «Журналистику не стоит читать, а литературу и не читают». Вероятно, высказывание не только остроумное, но и злободневное на все времена, однако в случае с Соловьевым – мастером, журналистом и писателем одновременно – эта уайльдовская формула не работает: книга проглатывается залпом. Она начинается так, чтобы читатель сразу понял: он не имеет дело с сухой исторической летописью или скрупулезной политической аналитикой. «Я умер за пару месяцев до напасти, обрушившейся на мир, когда мой любимый город надкусанного желтого яблока стал эпицентром эпицентра глобальной беды. Обнулен, обезлюден, вымер, как после ядерной катастрофы – прекрасен, как никогда при жизни. Сбылось древнее проклятие, данное другому моему городу, городу моего детства, юности, любви, обиды, унижения, реванша: месту сему быть пусту. Пустота шла Нью-Йорку, как буря океану, как наводнение Петербургу, как траур Электре…»

Иными словами, перед нами, как характеризует «Американскую трагедию» в нескольких публикациях сам автор, – политикана, эссе, проза, но не сборник, а целевая и целеустремленная книга. Очевидно, дистопия, ведь хеппи-энда, по Соловьеву, в конце не предвидится, левые с правыми не сольются в объятиях, не пригласят на игру в покер консерваторы либералов, а расисты и антирасисты, трамписты и антитрамписты не прекратят охотиться друг на друга и с утра пораньше ненавидеть… Если все это проиллюстрировать известной картиной Дали «Предчувствие гражданской войны», то нагляднее не придумать. К всеобщему несчастью, американское общество настолько разобщено сегодня и раздираемо агитацией и пропагандой, что надежда на мирную ничью хоть теплится, но фитилек все тоньше и тоньше. Поэтому книга Соловьева сегодня, по моему глубокому убеждению, это памфлет-предупреждение, призыв человека, посетившего сей мир в его минуты роковые, и не однажды. И в той, советской своей биографии, которую перечеркнул в 1970-х, отправившись в иммиграцию без надежды на позитивные изменения в собственной стране; и в нынешней биографии с ужасом наблюдающий, как знакомые намерения и интенции принести миру – мир, всеобщее равенство и братство, уравнять бедных с богатыми, дать всем по потребностям, способны привести и эту страну, равно как и Россию, к пропасти, самоуничтожению, нищете и автократии на десятилетия.

Это страшно и больно наблюдать – то, что сегодня происходит в Соединенных Штатах Америки. «У меня спрашивают из Москвы, правда ли, что у вас в Нью-Йорке ад адский? Я отвечаю: хуже – двойной ад, извне и изнутри. Извне: устрашающая кривая ковидных заболеваний и смертей – впереди планеты всей, переполненные больницы, рефрижераторы-морги на колесах, массовые могилы невостребованных покойников в деревянных ящиках, экономическая стагнация, безработица, дефицит средств существования и другие риски и опасности. Коронакризис, короче. А внутри? Чувство одиночества и обреченности – тревога, страх, паника. Депрессия снаружи и на глубине – в подкорке и в подсознании. Вот я и говорю – два ада. Какой из них кошмарнее? А тут еще подоспела погромная вакханалия следом за смертью афроамериканца Флойда. Вот уж, беда не ходит одна – отворяй ворота. С далеко идущими политическими последствиями, гениально предсказанными питерцем Владимиром Уфляндом в стихотворении 1958 года «Меняется ли Америка»…» Собственно, пересказывать здесь увлекательную и трагическую книгу Соловьева не имеет смысла: приобретите и почитайте, не пожалеете. Основная же мысль этого беспафосного произведения: то, что сегодня творится в Штатах, мы, выросшие и воспитавшиеся в СССР, уже проходили. А если вернуться в розовое детство социалистической родины, то все начиналось с захватов отдельных российских городов, телеграфа, мостов и установления диктатуры одной партии – пролетариата. И если сегодня история повторяется, как гласит известная сентенция, как фарс, то до третьей стадии – фарша, вполне возможно, недолго ждать осталось.

Автор фактологичен и убедителен. Оспорить его могут пытаться лишь те, для кого не важны доказательства – важнее эмоциональное давление и расчет на впечатлительность окружающих. Так и работают фейк-ньюс. Кстати, это явление, распространенное сегодня в СМИ, давно уже получило философское определение: постправда (англ. post-truth). В 2016 году слово было названо Оксфордским словарем английского языка словом года, настолько высока была частотность его употребления в предыдущем году. Оксфордский словарь дает следующее определение постправды: «Слово описывает такую ситуацию, в которой объективные факты менее важны для формирования общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям». Иными словами, не столько имеет значение достоверность факта, сколько его эффективность в деле оболванивания населения. Современные технологии способны выдавать псевдофакты, то есть то, что находится за пределами правды, за действительность, и если сконструированное новостное сообщение, профессионально выдуманное и смонтированное, укладывается в картину мира зрителей, то на второй план отходит правдивость самого сюжета. Здесь срабатывает известный мем из системы Станиславского, определяющий мастерство актера: актерская игра (да и уровень лицедейства газетной статьи) может быть настолько убедительной, что вызывают ощущение реально происходившего и актуально переживаемого события. После чего остается воскликнуть: «Я верю!» Как Чернышевский писал в своем почти пародийном косноязычии Некрасову: «...лично на меня Ваши пьесы без тенденции производят сильнейшее впечатление, нежели пьеса с тенденциею».

Владимир Соловьев. Закат Америки. Американская трагедия – 2020.– Chicago: Kontinent Publishing, 2021. – 380 с.

Волна ненависти, захлестнувшая Америку летом прошлого года, не так заметна сегодня лишь по одной причине: Демократическая партия, летом поддерживавшая такие радикальные левые движения, как «Антифа», BLM и многие другие, вывела в президенты своего, демократа, и завоевала большинство в обеих палатах Конгресса. Теперь можно заняться зачисткой всего, что наработал и продвигал предыдущий президент-республиканец, после чего окончательно и бесповоротно завоевать Америку. Здесь и выступает на передний план персональный опыт автора, который подсказывает: все это мы в бывшем СССР познали на своей шкуре. Демократы ведут страну к однопартийной системе, а это направление отлично зарекомендовало себя для правящего режима и во времена сталинизма, и в годы гитлеризма, и в других странах, где одна партия давала или запрещала порулить другим – на время, образцово-показательно либо никак, поскольку другие были предварительно уничтожены. Соловьев четко видит динамику движения к однопартийной системе в США, о чем и предупреждает. Как писал Бунин, «Россия слиняла в два дня!» Никто не гарантирован, что и с США не произойдет того же в кратчайшие сроки. Вот несколько позиций из демократического четырехлетнего плана, которые видны невооруженным глазом и в поддержку которых Джозеф Байден уже подписал ряд указов:

– предоставить гражданство 11 млн нелегалов внутри страны: таким образом, Демпартия получит не только 11 млн избирательных бюллетеней в свою корзину, но и голоса их ближайших родственников, которые в невероятном количестве прибудут в США по закону об объединении семей, сядут на государственные пособия и за такую синекуру будут до своей смерти благодарить демократов. Хватит ли у государства денег, чтобы содержать всю эту многомиллионную армию десятилетиями, – вопрос, который в леволиберальной среде задавать неприлично;

– ослабить южную границу США, прекратив постройку стены и тем самым дав возможность около 140 тыс. мигрантов ежемесячно пересекать мексиканскую границу. За четыре года по меньшей мере президентства Байдена – это 7,2 млн потенциальных избирателей Демпартии.

И т.д. Все эти темы выставляет на читательский суд Владимир Соловьев, повторяя вновь и вновь, что нынешние США могут наступить второй раз на гипотетические грабли, о которые уже разбивали лбы иные страны. «Хуже всего, когда власти не просто на поводу у охлоса, но идут на опережение, потворствуя и угождая низким и низменным инстинктам быдла, предугадывая и провоцируя. Как теперь, например, когда волна буйств черни вроде выдохлась, слиняла, сдулась, сошла на нет. Зато власти предержащие из кожи вон лезут, чтобы доказать свою лояльность, и раскачивают – нет, не лодку, а корабль государства, который и без того накренился и дал течь, столкнувшись с айсбергом хаоса и анархии... Какого рожна надо этим вандалам и их кукловодам? Какова их цель? Если смотреть в корень, они покушаются на самое святое – американскую историю, которую хотят переписать наново. Украденная история, а взамен навязанная переформатированная история – фейк-история. Потеря национального айдентити, чудом возникшего из плавильного котла американского полиэтнического сообщества. Страна без истории – все равно что человек без памяти. Коллективная амнезия – вот что грозит Америке, если она подчинится императиву погромщиков и закулисных провокаторов…»

По звучанию и концепту книга Соловьева – произведение полифоническое. Главы, насыщенные рассуждениями о будущем Америки, перемежаются художественными рассказами, лейтмотив которых – американский быт, явленный в сценках, в диалогах из городской и провинциальной жизни. А в финале книги в жанре интервью автор делится опытом, накопленным за десятилетия проживания в США, и рассуждает о писательском труде, который не только тяжел, но и в нынешней напряженной ситуации в перспективе может быть опасен. В нынешней Америке, которую мы то ли теряем, то ли уже потеряли на долгие годы, если не навсегда. «Кто мог предсказать эту клятую пандемию, а в ее разгар – гражданскую междоусобицу, расколовшую Америку на две Америки? Вот именно, бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих, и неизвестно, какая еще бездна ждет, усталую, растерянную, измученную Америку в ближайшее время. Не применимо ли к моей стране имя известного фильма Говорухина, переадресовав его через океан, – Америка, которую мы потеряли? Только с обязательным знаком вопроса в конце. Или – Америка, которую мы теряем? Закат Америки? Найдем ли мы снова утраченную Америку? Есть ли у Америки будущее? Устаканится? Дай-то бог. По-честному, у меня нет больше прежней уверенности, хоть я и предпочитаю не впадать в уныние и эсхатологию…»

Нью-Йорк