Андрей Мартынов
Стивен Коэн. Жизнь после ГУЛАГа. Возвращение сталинских жертв.
– М.: АИРО-XXI, 2011. – 208 с.
В 1953 году Анна Ахматова размышляла о том, как «теперь арестанты вернутся и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили». Но, увы, вопрос возвращения и признания жертв ГУЛАГа затянулся на несколько десятилетий. Почему встреча обернулась, если использовать неологизм из поэтического словаря все той же Ахматовой, «невстречей», размышляли многие историки и публицисты.
Профессор Нью-Йоркского университета Стивен Коэн также долго и подробно занимался вопросами репрессий и их последствий. В принципе им в значительной степени посвящена уже его первая книга – политическая биография Николая Бухарина. И одна из последних – «Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина». Тема последствий репрессий раскрывается и в настоящем издании. Профессор анализирует процесс освобождения заключенных после смерти Иосифа Сталина, их реабилитации (и попытки интеграции в общество) в период «оттепели» Никиты Хрущева, определенный спад процесса при Леониде Брежневе, новый рывок в перестройку Михаила Горбачева и особенно в постсоветскую эпоху Бориса Ельцина.
Причины того, почему естественный, на первый взгляд, вопрос реабилитации вызывает споры (и возражения) у части общества (и политической элиты), Коэн видит в том, что социум не может выпрыгнуть из собственной истории (в том числе и истории сталинизма). Ведь «сталинизм был большой, формирующей и травмирующей главой новейшей российской истории, и потому он до сих пор тяготит и разделяет нацию – совсем как рабство уже полтора века после отмены влияет на Соединенные Штаты».
С такими доводами трудно не согласиться. Но, думается, только ими вопрос споров объяснить нельзя. Представляется, что причины лежат и в определенном лукавстве самого процесса реабилитации. Дело в том, что, организованный властной элитой коммунистической партии, он изначально противопоставлял «хороших» жертв «плохому» Сталину. Жертвы НКВД a priori рассматривались как «верные ленинцы», павшие жертвой «нарушения норм коммунистической законности».
Ошибочность такого подхода обуславливалась тем, что коммунистический террор начался с Ленина, а не Сталина, и его жертвами еще до коммунистических функционеров стали не только представители дореволюционной, или белой военной и политической, элиты, но и невинные обыватели. Да и расправа не только с представителями дружеских левых партий, но и самими коммунистами началась еще при Ленине. Можно вспомнить трагическую судьбу командарма Филиппа Миронова.
Важно признать, что многие жертвы «большого террора» с точки зрения юридической и нравственной были не безгрешны. Сложно положить на одну чашу весов реабилитации безымянного крестьянина, бессудно расстрелянного по приказу Михаила Тухачевского как заложника, и самого Тухачевского, расстрелянного как «врага народа» в 1938 году.
Конечно, можно поиронизировать, что, дескать, революция «схарчила» (Солженицын) своих детей, режим, который они строили на костях невинных, уничтожил их самих. Но, по большому счету, это глупо. Справедливости от их смертей больше не стало. Потому что внесудебные расправы над функционерами из компартии и ее карательных органов не определяли их истинной виновности (или невиновности), а приписывали им несовершенные преступления. Ведь репрессированный чекист Мартын Лацис как был, так и остался верным ленинцем, а Лаврентий Берия – верным сталинцем, а не презренными контрреволюционным националистом и английским шпионом соответственно. И осуждены они были с нарушением норм судопроизводства, а потому незаконно. Вот если бы Лациса судили за бессудные расстрелы в рамках «красного террора» в годы Гражданской войны, а Берию – за внесудебные расправы («тройки»), массовое нарушение законности в отношении собственных и иностранных граждан (Катынь), то это было бы справедливо.
А так зло увеличивало зло, ложь увеличивала ложь┘ Жаль, что никто из организаторов реабилитации не читал Уильяма Оккама. «Не увеличивайте число сущностей за ненадобностью».
