Культура нередко напоминает заблудившегося путника среди трех сосен из народной поговорки. Она не чувствует внутренней преемственности, а потому бывает враждебна по отношению к новинкам, искренне не понимая их укорененности в себе самой. Новое кажется ей тупиком, если вообще не прямым путем в болото.
И можно еще понять неприятие сюрреализма. Его мастера возвели провокацию в ранг искусства (вспомним бритву, режущую глаз в «Андалузском псе» Луиса Буньюэля и Сальвадора Дали). Но Серебряный век уж точно не эпатаж. Тем не менее многие современники восприняли его как упадок, декаданс. Подобный взгляд разделялся (и разделяется!) частью исследователей. И здесь не только следствие коммунистической пропаганды, безапелляционно осудившей модернизм рубежа веков как беспросветную реакцию и не менее беспросветную деградацию. «Самое позорное и бесстыдное десятилетие истории русской интеллигенции», – говорил Максим Горький на первом Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году. Кстати, подобных характеристик удостоился и сюрреализм. Только в нацистской Германии, где проходил под маркой «дегенеративного искусства».
Вот литератор Федор Шперк точно марксистом не был, более того, тяготел к правым кругам. Но тоже модернизм особо не жаловал, считая многие его произведения второсортными поделками и «вымученным творчеством».
Кстати, моральных разногласий с предшествующей эпохой у Серебряного века по преимуществу не было. Да, стилистически он был более утончен и разнообразен по сравнению с реалистическими и натуралистическими образцами прозы и поэзии второй половины XIX века. Но модернисты были в большинстве своем такими же леваками, как и их предшественники (другой вопрос, что со временем у части из них произошло отрезвление, как, впрочем, и у ряда реалистов, да и сюрреалистов тоже). Известно, что монархизм, декларируемый Николаем Гумилевым, вызывал искреннее недоумение у его знакомых. Впрочем, друг Гумилева Иоганнес фон Гюнтер не исключал, что Гумми, как он именовал поэта в своих мемуарах, более тяготел к Рюриковичам, а не к царствующему дому Романовых. В интересном исследовании «Не мир, но меч» историк мысли Модест Колеров подробно пишет о левых устремлениях тогдашней интеллектуальной элиты. Может быть, поэтому и был столь враждебно встречен сборник «Вехи» (1909), с его подчеркнуто лоялистскими декларациями и критикой революции. Хотя не меньше стрел и уколов в адрес материалистической философии было и в сборнике «Проблемы идеализма» (1902). Но тем не менее он не был столь резонансным, так как не содержал верноподданнических тенденций.
А ведь и Серебряный век, и сюрреализм глубоко укоренены во всей предшествующей культурной традиции. Их истоки заложены уже в Античности. И не только обращением к истории Древней Греции или Древнего Рима, столь характерной для Дмитрия Мережковского или Рене Магритта, но и поведенческими техниками и актами. Имитациями античного симпосиона на «Башне» все того же Иванова, иронизированием над любовью к средиземноморским древностям Осипа Мандельштама, которого называли за них «мраморной мухой».
Предшествующая, последующая эпохи и Серебряный век (или сюрреализм). Три сосны есть. Можно начинать плутать.