Андрей Мартынов
Сергей Фирсов. Николай II. Пленник самодержавия. В 2 томах. – М.: Молодая гвардия, 2010. – 528 с.
Бывают книжные серии, новинки которых ждешь с нетерпением, и среди них – «ЖЗЛ» «Молодой гвардии». Обидно, когда новый томик серии не оправдывает ожиданий. Таковым, увы, является и работа современного санкт-петербургского историка Сергея Фирсова о Николае II.
На первый взгляд книга обстоятельная. Подробно реконструируется жизнь последнего императора. Автор со знанием дела описывает быт, вкусы Николая Александровича. Государь много читал, прекрасно знал русскую классику, особо выделяя Гоголя. Увлекался спортом (теннис, кегли, езда на самокате, плавание, гребля). На равных играл с графом Михаилом Сумароковым-Эльстоном, чемпионом России по теннису.
Однако детализация реконструкции мнимая. Вот что пишет сам Фирсов: «К сожалению, у нас нет возможности подробно освещать историю убийства. Во-первых, это потребовало бы отдельного большого разговора и заставило бы отойти от рассмотрения главной темы: биографии последнего самодержца, а во-вторых, о екатеринбургской трагедии за последнее время опубликовано множество серьезных работ». Но разве гибель императора не один из ключевых моментов его биографии? К сожалению, ученый, размышляя о Николае II, приводит зачастую взаимоисключающие мнения, а то и воспроизводит мифы. Например, вопрос о влиянии на царя Григория Распутина. Фирсов утверждает, что с началом Первой мировой войны император заметно охладел к «старцу», приводя свидетельство фрейлины двора Анны Вырубовой («конечно, подобные заявления не поддаются проверке, но игнорировать их не представляется разумным»). В 1914–1917 годах Александра Федоровна в письмах к супругу упоминала имя Распутина 228 раз, в то время как Николай II – лишь восемь. Одновременно Фирсов утверждает, что «в 1915–1916 годах в политической жизни империи Распутин играл исключительную роль, оказывая влияние на министерские назначения и решение государственных вопросов». Так все-таки император «охладел» к Распутину или был под его влиянием? С последним сложно согласиться. И не из-за высказываний Вырубовой (источника действительно субъективного). Опубликованная в 1920-х переписка Николая Александровича и Александры Федоровны фиксирует множество просьб о назначении или отставке от лица «нашего друга» (как именовали Распутина в августейшей семье). Но если посмотреть, сколько просьб исполнено, то их число гораздо скромнее.
Цитируется исследователем и более чем спорная оценка генерала Михаила Алексеева, данная ему Алексеем Брусиловым, – «слабохарактерный и нерешительный». Комментарий Фирсова: «Указание на «слабохарактерность» нового начальника штаба весьма показательно... Конечно, во всем верить генералу Брусилову трудно – мемуары он писал уже в годы советской власти, которую признал... но обвинить его в сознательной клевете невозможно». Так все же «верить трудно» или «весьма показательная» характеристика? Следует отметить, что именно «слабохарактерный и нерешительный» Алексеев стал вместе с генералом Корниловым лидером Ледяного похода и создателем Вооруженных сил юга России. Кстати, удивительно, что Фирсов цитирует советское издание «Моих воспоминаний» Брусилова, порезанное цензурой: в 2001 году в издательстве «РОСПЭН» вышел полный вариант.
Грустная книга. Ее подзаголовок – «Пленник самодержавия». К сожалению, можно предположить, что ее автор сам оказался пленником (или заложником) знания (или знаний) об императоре. Переиначив слова одного популярного киногероя, остается сказать: «Не люблю, когда про государя императора неверно говорят».
