Константин Богданов. Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры. – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – 364 с.
В послесловии к монографии ее автор – современный историк культуры, доктор филологических наук Константин Богданов пишет, что фольклор как одна из форм классической культуры призван, опираясь на незыблемые ценности, смягчать превратности индивидуального опыта, реальные и мнимые угрозы модернизации.
Богданов анализирует частный, хотя и масштабный, аспект этой проблемы – использование властью различных форм фольклора для укрепления советской идеологии. В данном случае фольклор выступает не столько для защиты психики, сколько инструментом достижения послушания (профилактика протеста). Ученый объясняет преломление (или скорее деформацию) традиционных народных жанров – например, сказки, мифа, колыбельной, частушки – в дискурсе власти. Также он реконструирует изменения в традиционных фольклорных оппозициях: добре и зле, чистом и нечистом. Последнее – скорее уже в пропагандистском, нежели фольклорном, варианте – принимает в зависимости от сиюминутной политической конъюнктуры формы проклятия, адресованные «гнилому либерализму», «фашизму» («парады фашистов – это парады рахитичной, золотушной, чахоточной молодежи»), «врагам народа» («гнилая порода»), генетике («загнивающий капитализм породил мертворожденного ублюдка биологической науки – учение формальной генетики»).
Но все же фольклор призван смягчать негатив. Вот, например, «шедевр» из ранней ленинианы: «Владимир Ильич очень любил детей. С девочками он ползал по полу и играл с ними. С мальчиками он играл в снежки и строил крепости из снега». Один из них стал «большим приятелем» Ленина. «А как он с этим мальчиком играл! Весь дом переворачивали вверх дном». А после игр, очевидно, садился руководить красным террором.
Неусыпность вождей – вещь двусмысленная... В.И.Говорков. О каждом из нас заботится Сталин в Кремле. 1940. М., РГБ |
Исследование выявляет и еще одну немаловажную черту фольклора – социальный инфантилизм, который подчеркивался образом «неусыпной власти». Знаменитый плакат Виктора Говоркова «О каждом из нас заботится Сталин в Кремле» изображает вождя в ночном кабинете, «работающего с документами». Впрочем, неусыпность была довольно двусмысленна. В отечественной и мировой культуре бессонница нередко выступала как атрибут инфернального начала (живых мертвецов, вампиров, оборотней) или же как синоним нечистой совести и одновременно безумия (вспомним Франца фон Герлаха из «Затворников Альтоны» Жан-Поля Сартра).
Другой немаловажный аспект – это собственно развитие (и одновременно трагедия) фольклористики как научной дисциплины, зажатой идеологическими рамками и лишенной возможности полноценного диалога с зарубежными направлениями. Впрочем, что говорить о фольклористике, если партийная цензура всерьез рассуждала о потенциальном вреде сказок. Ведь «мифологические образы мутят сознание ребенка», а разные говорящие медведи и лисы – это ненужный антропоморфизм, отвлекающий детей от политической реальности. Как следствие, изъятие из библиотек собраний сказок Александра Афанасьева и их блестящих литературных обработок, принадлежащих перу Сергея Аксакова, Василия Авенариуса и других.
Так что названный не без иронии Гербертом Уэллсом (тоже по-своему сказочником) «кремлевским мечтателем» Владимир Ленин вполне мог бы противопоставить традиционным сказкам свою – сказку о Серпе и Молоте.