Сергей Кез
Дом Волконских в Иркутске после многолетней реставрации приобрел первоначальный вид.
На «край света», в пятнадцатитысячный тогда Иркутск первые декабристы прибыли в конце августа 1826 года. Потомки самых громких аристократических фамилий России – князья Сергей Волконский, Сергей Трубецкой, Евгений Оболенский, Артамон Муравьев, Василий Давыдов┘ Позднее той же дорогой в Иркутск доставят и других участников восстания на Сенатской площади. Впрочем, город у студеной Ангары для многих из них станет лишь транзитным пунктом и вскоре им предстоит направиться еще дальше – в Забайкалье, на Нерчинские и другие горные заводы, на каторгу.
Переулок Волконского
Семья князя Волконского, помимо прочего, оставила после иркутского периода своей жизни и вместительный двухэтажный особняк. Судьба этого строения поражает не менее, чем дошедшие до наших дней подлинные вещи декабристов. Первоначально дом с поистине княжеским размахом воздвигли в пригородном Урике. Затем с особым «тщанием и бережением», когда было позволено, перенесли в Иркутск. Деревянную громадину площадью в 616 квадратных метров поставили рядом с Преображенской церковью. Здесь Волконские жили до амнистии 1856 года. В скором времени их дочь Нелли продала дом известному иркутскому купцу и меценату Ивану Хаминову, который, в свою очередь, отдал княжеские хоромы под школу для мальчиков-сирот. Советская власть не нашла ничего лучшего, как разделить их на двадцать жилых квартир.
Во времена же Волконских их усадьба стала точкой притяжения для всех декабристов, центром культурной и общественной жизни Иркутска. Хозяйка дома, Мария Николаевна, прибыв сюда молодой женщиной всего 21 года от роду, любила общество и развлечения. Покинув блестящий свет, она и в далекой Сибири стремилась создать хотя бы видимость прежней жизни. Столовая гостеприимно встречала каждого, кто переступал ее порог. Обед начинался в пять часов вечера. На стол подавались фрукты и овощи. Многие из них собственноручно выращенные Сергеем Григорьевичем – Волконский первый в Сибири построил теплицы и парники. Мог порадовать гостей даже свежей дыней. В этой столовой обедали знаменитый писатель Иван Гончаров, который возвращался из кругосветного плавания, другие знаменитости.
После обеда дамы шли в гостиную или залу, как ее тогда называли. Здесь они музицировали, вели беседы. Именно тут Мария Николаевна устраивала свои знаменитые салоны и балы, здесь ставились домашние спектакли, выступали популярные в те времена музыканты. Старший брат Марии Александр Раевский, зная о ее пристрастиях, специально прислал в Иркутск рояль фирмы Лихтенталь 1831 года.
Кстати, сын Волконских Михаил после окончания с отличием иркутской гимназии некоторое время работал чиновником при генерал-губернаторе Восточной Сибири Николае Муравьеве, будущем графе Амурском. Сделал неплохую карьеру. А женат был, по иронии судьбы, на внучке могущественного Бенкендорфа – первого школьного товарища своего отца и его тюремщика. Сын же Михаила Сергей Михайлович Волконский вошел в историю тем, что создал первый в России музей декабристов. Располагался он в его имении Павловка Тамбовской губернии. Когда оно было национализировано большевиками, то перевез все экспонаты в Борисоглебск.
Неправильные революционеры
Впрочем, непросто складывалась и судьба музея декабристов в Иркутске, который располагал не только громадным домом Волконских, похожим на дворец, но и более скромной усадьбой князей Трубецких – Сергея Петровича и его супруги Екатерины Ивановны, урожденной графини Лаваль. Она вошла в историю тем, что первая отправилась за своим мужем в долгую ссылку. Это уже затем ее примеру последовали еще десять жен декабристов.
Что же касается идеи создания иркутского музея декабристов, то, как рассказал «НГ» его нынешний руководитель Евгений Ячменев, впервые подобные мысли, озвученные публично, появились в 1913 году. Тогда архивная комиссия города организовала выставку иркутской старины. На ней и были показаны некоторые декабристские вещи. Но выстрел в Сараево развязал Первую мировую войну, затем гражданская междоусобица, разруха – стране и обществу стало не до декабристов.
В 1925 году новый всплеск интереса к декабристам – столетие восстания на Сенатской площади. В Иркутском музее революции разворачивают специальную выставку. Некоторые экспонаты ее, как признавался Евгений Ячменев, являются гордостью музея до сих пор: «Чего стоят только вышивки княгини Трубецкой или их мебель». Но и тогда до дела не дошло. Году где-то в 1936-м вновь заволновались любители старины, но последовавшие сталинские репрессии, а затем Вторая мировая война загнали всякие соображения в глубокое подполье.
В конце пятидесятых – начале шестидесятых теперь уже прошлого века иркутские и московские историки вновь встрепенулись. Дома Трубецких и Волконских ветшали, менялся их вид, так недолго было их и вовсе утратить. Но, как назло, сначала развенчивание культа личности, а затем Карибский кризис вновь отвратили власти от достойного сохранения памяти дворянских революционеров. Искушенные и мудрые люди предупредили иркутян, чтобы пока повременили с идеей: мол, если сейчас откажут, то тогда уж надолго, если не навсегда. Словом, надо было ждать момента. Он наступил, когда дом Трубецкого расселили и стали капитально ремонтировать. Да так рьяно, что от первоначального облика, планировки могло остаться одно воспоминание.
Общественность забила тревогу. Так началась уже реставрация. В 1970 году, когда страна отмечала столетие со дня рождения Владимира Ленина, осталось сделать последние штрихи, чтобы дом Трубецких официально стал музеем. Но тут председателя Иркутского горисполкома Николая Салацкого вызвал на ковер всесильный хозяин области, первый секретарь обкома КПСС Николай Банников: «Весь Союз отмечает юбилей вождя революции, а вы все возитесь с Домом какого-то князя!» И все же дом-музей Трубецкого открыли. Без особой помпы, под самый Новый год, чтобы не привлекать внимание. «Партийные власти, несмотря на известные ленинские цитаты о декабристах, – вспоминает Евгений Ячменев, – как будто нутром чувствовали, что это какие-то неправильные, нетипичные революционеры».
Своя история, как поведал Евгений Ячменев, была и с домом Волконских, правда, менее драматичная, но зато и полная загадок. На завершающем этапе реставрации этого сложного во всех отношениях объекта он стал руководителем музея декабристов. Последние жильцы дом Волконских покинули еще в 1974 году. Целых одиннадцать лет реставраторы, иркутские и московские архитекторы стремились восстановить дом в первоначальном виде. Это касалось не только планировки, но и интерьера, других важных деталей, помогающих сохранить атмосферу первой половины ХIХ века. Порой дом сам подсказывал, что именно нужно сделать. Так, при реставрации под всякими наслоениями на стенах прямо на газетах 1845 года обнаружили остатки обоев. Восстановили их цвет и рисунок, затем сделали заказ в Тулу. По блокнотику Марии Волконской подобрали элементы вышивки. Так появились в ее комнате шторы с синим вышитым бордюром. Изразцы для печей, а их в доме восемь, изготавливали на Хайтинской фарфоровой фабрике.
«Вся наша работа основана на последних научных изысканиях, на свидетельствах современников, которые утверждали, что дома наших декабристов выдерживались в стиле лучших домов столицы, – рассказывает Евгений Ячменев. – Потому комнаты сейчас выглядят почти так, как и при хозяевах».
Князь и рейхсканцелярия
Яна Шевченко, заведующая домом Волконских – такой же кладезь информации о декабристах и их женах, как и Евгений Ячменев. Семейные истории, родственные связи декабристов, их подлинные вещи – все это для нее не абстрактные понятия, а целый, пусть и ушедший в историю мир. То, что осталось от него материального – своего рода инструменты его познания. Посетители музея не случайно останавливаются перед пирамидальным фортепиано Марии Волконской в ее комнате. Сделано оно около 1792 года в Вене и находится в рабочем состоянии. Таких инструментов в мире осталось всего два. Второй выставлен в музее Гете, в Германии, но от него остался всего лишь корпус.
На своем месте, например, портрет национального героя России генерала Николая Раевского. Еще выше портрет великого прадеда Марии Волконской Михаила Ломоносова. А как пройти мимо медальона, принадлежавшего Наталье Фонвизиной, так восхищавшей многих великих писателей. С нее писал идеал русской женщины Пушкин, своим ангелом-хранителем считал Достоевский, а Лев Толстой просил разрешения переписать ее сибирский дневник.
Немало уникальных вещей и предметов и на мужской половине. Трубка Сергея Волконского, его потрет, такой же, как в галерее Славы Зимнего дворца. После известных событий портрет убрали, и обнаружился он на чердаке Эрмитажа уже в царствование последнего российского самодержца. Когда директор Эрмитажа спросил императора, а можно ли повесить портрет героя на место, Николай ответил: «Конечно же, ведь это было так давно». Здесь же медали, посвященные главным битвам Отечественной войны 1812 года, за участие в которой 24-летний Сергей Волконский не только получил золотую шпагу, но и стал генерал-майором. Кстати, медали сделаны по рисунку члена Тайного общества Федора Толстого. Высочайше было повелено оставить участие Толстого без внимания, и он даже сделал неплохую карьеру в Академии художеств. А вот мебель в кабинете хозяина когда-то принадлежала семье декабриста Дмитрия Завалишина.
Практически за каждым экспонатом своя необыкновенная история, порой это настоящий детектив. Например, едва ли не фантастическим образом в кабинет князя вернулись две книги с его личным автографом. Они, как рассказал Ячменев, были в сибирской библиотеке князя, потом хранились на Украине. В конце Великой Отечественной их нашел среди хлама в одном из бункеров рейхсканцелярии советский офицер Владимир Грусланов, сам страстный библиофил. На корке одной из книг он увидел автограф князя и спас эти реликвии. После войны он убедился в подлинности автографов, и в 1972 году подарил два томика иркутскому музею. «Мы, когда представили, какой головокружительный путь проделали эти книги, то были поражены, – восклицает Евгений Ячменев. – Изданы они были в Лейпциге, затем попали в Сибирь, потом оказались на Украине и в Германии. А свой круг через Ленинград завершили в Иркутске!»
В последние годы, хотя скептики и уверяют Ячменева и его коллег, что уже ничего отыскать не удастся, они доказывают обратное. За это время музей пополнили почти два десятка подлинников. В 2000 году Евгению Александровичу удалось разыскать коллекцию акварелей тульских Раевских, которые, как известно, приходились родственниками Волконским: «В небольшом поселке Подмосковья эти реликвии нам подарила семья Рискиных. Среди работ акварельный портрет друга семьи Волконских великого Михаила Щепкина. В театроведческой литературе он считался утраченным, а он теперь в нашем музее!»
Задумок, как всегда у творческих людей, громадье, но недостаток купюр сушит многие из них на корню. Есть и еще одна проблема, о которой музейные работники уже устали говорить, – низкая зарплата. Экскурсоводы получают столько, что, как я ни пытал Евгения Ячменева, он так и не осмелился назвать эту цифру. Прокомментировал кратко: «Слезы!» Потом добавил, что эти абсурдные цифры неудобно говорить даже вслух. Нищенские оклады порождают другую беду – текучку кадров. Люди с университетскими дипломами, с иностранными языками, работают год, другой, достигают определенного уровня в музейном деле и не выдерживают испытания бедностью. Остаются только горячие энтузиасты.
Кстати, около 50 тыс. человек ежегодно считают необходимым поклониться памяти декабристов. Музей посещал Владимир Путин, в гостиной читал свои стихи Евгений Евтушенко, выступали известные всей стране актеры и певцы Василий Лановой и Алексей Кузнецов, Наталья Варлей, Валентина Цыдыпова и многие, многие еще. Так и живет далекий сибирский музей, который провинциальным никак не назовешь, хотя бы по созвездию имен, создавших ему славу и признание.
Иркутск
 1. Сосланные в Сибирь декабристы жили скромно, но со вкусом. Фото автора |
 2. Таких пирамидальных фортепиано мире осталось только два. |
