Андрей Серенко Отмирание способности говорить с обществом становится опаснейшим недугом современной российской бюрократии. Причем речь идет как о подавляющем большинстве федеральных чиновников, так и о представителях региональной и муниципальной власти.
Российский административный класс в последние годы фактически разучился разговаривать с людьми. И именно эта потеря может стать роковой для всей системы вертикали власти, созданной в эпоху президентства Владимира Путина и остающейся главной политической опорой для нынешнего хозяина Кремля Дмитрия Медведева.
Как показывает даже беглый анализ публичных заявлений российских чиновников (прежде всего региональной и муниципальной бюрократии), представители административного класса отличаются весьма скромным запасом словесных и тем более смысловых конструкций, позволяющих объяснять социальную реальность. Причем эта скудность становится настолько очевидной, что невольно возникает вопрос о степени вменяемости бюрократической касты РФ, о способности основной массы чиновников адекватно воспринимать реальность, актуальные угрозы и вызовы.
Сегодня в России из всей чиновничьей корпорации, пожалуй, лишь премьер-министр Владимир Путин демонстрирует способность говорить, давать относительно свободные характеристики социально-экономической и политической реальности. Хотя употребляемые при этом главой российского правительства смысловые конструкции и не отличаются разнообразием, тем не менее форма их подачи не оставляет сомнений в умении Путина «говорить с народом». Дмитрию Медведеву пока закрепление навыка общения с отечественной публикой дается с трудом. Президент, похоже, это понимает и поэтому сосредотачивает свою публичную коммуникативную активность лишь на зарубежной аудитории, а также на формате двухстороннего общения с представителями журналистской корпорации (Дмитрий Муратов, Татьяна Миткова и т.д.). Последним доказательством «бегства» Медведева от живого общения с народом стал уход российского президента в виртуальную реальность интернета (создание собственного сообщества в ЖЖ является уже неопровержимым свидетельством желания хозяина Кремля создать альтернативный мир в сети, максимально далекой от жестокой социально-экономической реальности кризисной России).
Но еще хуже обстоят дела с «языковым барьером» у региональной бюрократии. В отличие от Дмитрия Медведева российские чиновники – губернаторы, мэры, их подчиненные, депутаты провинциальных собраний, партийные функционеры «Единой России» и пр. – лишены возможности провалиться в райские кущи ЖЖ и безмятежность виртуального состояния. Чиновничья корпорация в субъектах РФ вынуждена соприкасаться с социальной Реальностью, в том числе и на уровне непосредственного общения с «народом».
И это соприкосновение выявляет не просто косноязычие бюрократического класса (российские администраторы никогда красноречием не отличались). Речь идет о практически полной потере речи, отсутствии способности говорить с людьми на понятном им языке.
Ведь, в самом деле, нельзя считать речью «близкий к тексту» пересказ озвученных накануне в программе «Время» тезисов национального лидера и членов его ближайшего окружения. А ничего иного провинциальный административный класс предложить сегодня не в силах.
Региональные чиновники сегодня появляются на публике с речами и комментариями, мягко говоря, не творчески списанными с сайта «Единой России» (которые и сами не отличаются оригинальностью и способностью вызывать доверие со стороны потенциальных потребителей этого «информационного продукта»). Поскольку «технология изложения» вынужденно запаздывает для провинциальной аудитории (сначала некие смысловые конструкции озвучивает национальный лидер, потом его соратники по партии и правительству, затем клерки рангом пониже и, наконец, закрепляет «тему» региональная бюрократия), формат общения власти и народа носит догоняющий, «заикающийся характер».
Нечто подобное происходит и в сфере «общения» региональной бюрократии и народа. Бубнеж «административных мантр» – санкционированных сверху, весьма неглубоких пропагандистских «истин», крайне редко совпадающих с эмоциональными переживаниями простых людей, очевидная неспособность объяснить происходящие социально-экономические неурядицы (а доказательством этой неспособности прежде всего является «языковая инвалидность» региональной бюрократии) неизбежно приводят к росту социальной тревожности. Немота российской бюрократии в этой ситуации воспринимается как безмолвие почтальона, принесшего в крестьянскую семью похоронку на кормильца, но не могущего вразумительно описать трагизм ситуации.
Фактическое безмолвие административного класса (бесконечное воспроизводство провинциальными чиновниками диссонансных кремлевских или баннопереулковских «догматов» о непогрешимости власти в РФ не в счет), безусловно, не способствует успокоению российского социального пространства. Более того, оно является важнейшим препятствием для любого проекта социальной мобилизации. А без такой мобилизации невозможно реальное взаимодействие (и выживание) бюрократии и общества в эпоху жесточайшего кризиса.
Социальный диалог, подразумевающий прямую связь административной элиты и социального поля, сейчас и отсутствует. Что и проявляется в феномене «бюрократического безмолвия» в отсутствие системы подлинной коммуникации власти и гражданского общества.
«Административный исихазм» уничтожает любую возможность такой коммуникации. В кризисный период коммуникативное сектантство бюрократического класса становится опасным прежде всего для него самого. Ведь от того, что подлинное общение с обществом бюрократия подменила суррогатными информационными практиками, проигрывает в первую очередь сама бюрократия. Крайне важная ниша «подлинной социальной коммуникации» сегодня освобождается. Партия власти сдает ее без боя и пока неизвестно кому. Впрочем, бесконечно такая ситуация сохраняться не может. Ведь политика, как и природа, не терпит пустоты. И тем более – безмолвия.
