– Насколько серьезна угроза закрытия музея?
– С 1 января я должен буду уволить почти всех сотрудников.
– Вы участвовали в конкурсе Общественной палаты, недавно распределившей гранты среди нескольких НКО?
– Мы написали заявку на грант – от имени архива Сахарова – на 277 тысяч рублей. Но не попали в число победителей.
– Как вам это объяснили?
– Там процедура не подразумевает объяснения. Любопытная деталь. Прежде чем составлять заявку, я обратил внимание на замечательную фразу в условиях конкурса: заявка соискателя может быть не принята к рассмотрению, если о нем есть отрицательная информация. Как трактовать, спрашиваю, этот пункт? О нашем музее масса отрицательной информации в разных газетах! Как, впрочем, и положительной. Я пошел на прием к юристу Общественной палаты. Со мной очень доброжелательно разговаривали и открыто объяснили: не беспокойтесь, речь идет об отрицательной информации из ФСБ. Я говорю: а как я могу узнать, есть о Музее Центра Сахарова отрицательная информация из ФСБ или ее нет? И вообще: в палате лежали 1200 заявок. Там что, на каждую посылают в ФСБ запрос? Мне сказали: вы участвуйте в конкурсе и об этом не думайте. Ну если кто-то захочет послать на вас запрос в ФСБ, пошлют. Но нет такого правила, чтобы посылали на всех. У нас документы приняли. Надо полагать, что отрицательной информации из ФСБ не было.
– Вы обращались еще к кому-нибудь?
– Я взял свою записную книжку и стал звонить. Говорят: нельзя помочь Музею Центра Сахарова открыто. Все боятся.
– Чего же бояться, если на вас из ФСБ нет плохой информации?
– Ну а как надо относиться к музею и общественному центру, в котором проходит встреча с Буковским, выставка «Конец эпохи Путина», выставка «Современные российские политзаключенные», «Политическое правосудие». Выставка «57 часов в театре Норд-Оста», выставка «Запретное искусство». Я как директор музея участвую в инициативной группе «Общее действие». Нас боятся поддерживать.
– Ваш музей занимается тяжелыми страницами истории. Есть аналогичные учреждения в других странах?
– Сахаровский центр относится к немногочисленной и весьма специфической категории «музеев совести». Есть ассоциация под этим названием, и мы входим в нее. Наряду с Музеем Анны Франк в Нидерландах, музеями в Ирландии, в ЮАР. Уникальность наша в том, что мы не только музей – но еще выполняем многие функции общественного и правозащитного центра.
– Некоммерческие организации часто жалуются на новый закон об НКО. Как вам удается обходить препоны?
– Основная претензия к Росрегистрации – невозможность подготовить отчеты. Потому что форма этих документов излишне громоздкая: ты должен написать о любом заседании – кто на нем присутствовал, с какой целью, сколько было докладчиков, их имена и т.д. То есть это отчет для КГБ. Но наш замдиректора, когда внимательно изучил документы, пошел ва-банк. Он написал очень краткий отчет, сказав, что если следовать букве закона, наш статус позволяет оформить документ на двух страницах. Мы его написали и послали: там просто общая статистика. Замечаний пока к нам не поступало.
– В чем корень ваших сегодняшних проблем?
– Трудности начались не сегодня. В 1996 году мы стали в Москве первым негосударственным музеем. Никто не знал, что это такое и на что в таком случае можно существовать. Мы сделали работу на диком энтузиазме – просто потому, что считали: если мы сейчас не используем шанс, то может прийти Зюганов, и на этом весь разговор об истории политических репрессий и о сохранении памяти о преступлениях закончится. Нас поддержали Американское агентство международного развития, Фонд Сороса и Фонд Макартура. С 1 января 2000 года нас финансирует американский фонд Сахарова, и деньги там на исходе. Персонал музея – 20 человек: электрики, сантехники, уборщики, смотрители зала, экскурсоводы. Основных специалистов четверо, вместе со мной. Это ничтожно мало для того объема работы, который мы делаем. Музей архитектуры в Москве – 288 человек, Музей народов Востока – сотни сотрудников, хотя это не самые большие музеи в Москве... Наша инфраструктура в год стоит 60 тыс. долларов.
– Насколько я знаю, ваши друзья в Европе готовы вам помочь. В какой форме?
– Мы предложили Европарламенту выкупить здание у правительства Москвы и сделать международный музей. Они сказали – замечательно, но это долгая бюрократическая процедура... Поэтому, как нам объяснили, не стоит и начинать. Ведь неизвестно, как к этому отнесется новый глава государства. Второе наше предложение – создание международного ресурсного фонда для музея. Они сказали, что это тоже сделать нельзя – по тем же причинам. По моей инициативе, но с согласия совета музея Никита Белых, Владимир Рыжков, Людмила Алексеева и Лев Пономарев обратились к послам 20 стран Евросоюза с просьбой донести их озабоченность до правительств этих стран. Результат есть, хотя все считали, что безумно обращаться с такой просьбой. Некоторые послы мне позвонили и сказали, что это правильный шаг. Они между собой ведут консультации. Проблема в том, что запрещена поддержка инфраструктуры и зарплаты. Они сказали, что это можно только политическим решением.