Павел Севостьянов
Ситуация в Украине резко повлияла на экономические и энергетические перспективы сотрудничества России с Западом. Фото РИА Новости
Интеграция XIX века началась в его середине, после десятилетий нестабильности и изолированности. Выручили либеральные правила торговли; Великобритания отменила свои хлебные законы – тарифы на импортное зерно – в 1846 году. Интеграция взаимных рынков была усилена усовершенствованием коммуникационных и транспортных технологий, которые позволили быстрее и надежнее перемещать товары, информацию и людей. Железные дороги, телеграф и пароходы привели экономики Европы и Америки в тесную связь, что имело глубокие последствия. В Новом Свете земля была в изобилии и недорога, а заработная плата – высокой. Обратное было верно для Европы, где рабочих было много, а землевладельцы собирали высокую ренту. По мере интеграции этих рынков цены сближались.
Склады переполнены, грузовики без водителей, длинные вереницы кораблей в море: сложная и взаимосвязанная сеть глобальных цепочек поставок переживает потрясения, и конец этому теперь отдаляется от нас на неопределенное время. И причина этому явлению, которое мы наблюдаем с 2020 года, – пандемия COVID-19 – скоро может сменить свое исходное значение.
Недостаток одного превратился в нехватку другого. Нехватка компьютерных микросхем вынудила крупных автопроизводителей сократить производство и задержать производство медицинских устройств. Поскольку предприятия и потребители реагируют на дефицит, заказывая больше, это усиливает нагрузку на всю систему в целом. Кризис уходит корнями в производственную модель, впервые внедренную еще Toyota в конце Второй мировой войны и распространенную по всему миру консалтинговыми компаниями. Согласно концепции, которая называется «Точно в срок», компании запасают как можно меньше сырья и деталей, вместо этого покупая то, что им нужно, по мере необходимости. Но это работает только тогда, когда они могут получить необходимое в нужное время. В течение многих лет эксперты предупреждали, что мировая экономика чрезмерно полагается на бережливое производство и удаленные предприятия, подверженные неизбежному шоку. Пандемия только подтвердила это предположение. Но недавние события с гарантиями безопасности уводят последствия в принципиально другую плоскость.
Последние годы усиление геополитических рисков было постоянной чертой мировой политики, однако мировая экономика и финансовые рынки не обращали должного внимания на это. А происходило многое: соперничество между Китаем и США, приход к власти популистов в Латинской Америке и напряженность на Ближнем Востоке. Но фирмы и инвесторы продолжали действовать, думая, что экономические последствия будут ограниченными и преходящими. Сейчас может произойти нарушение этой модели, поскольку происходит изоляция 11-й по величине экономики мира и одного из крупнейших производителей сырья. Непосредственными глобальными последствиями в мире будут: высокая инфляция, более низкие темпы роста и дисбаланс на финансовых рынках по мере введения все более глубоких санкций. В более долгосрочной перспективе это приведет к дальнейшему ослаблению системы глобальных цепочек поставок и финансовых рынков, которые доминировали в мировой экономике после распада Советского Союза в 1991 году.
Вначале может произойти товарный шок. Будучи главным поставщиком газа в Европу, Россия является одним из крупнейших в мире производителей нефти и поставщиком промышленных металлов, таких как никель, алюминий и палладий. И Россия, и Украина являются крупными экспортерами пшеницы, в то время как Россия и Беларусь важны калием – сырьем для удобрений.
Важна стабильность предложения товаров, но оно может быть ограничено. Их доставка может быть нарушена, если физическая инфраструктура, такая как трубопроводы или черноморские порты, будет разрушена. А более глубокие санкции в отношении российского сырьевого сектора могут помешать западным покупателям получать от него это сырье. До сих пор обе стороны очень осторожно подходили к использованию в качестве оружия торговлю энергоносителями и сырьевыми товарами, которая, кстати, продолжалась на протяжении всей холодной войны без перебоев. Санкции 2014 года не помешали, например, ExxonMobil или BP инвестировать в Россию.
Тем не менее будируются новые ограничения со стороны Запада на российскую отрасль природных ресурсов, которые сократят мировое предложение. Но появятся узкие места, которые поднимут цены. Америка сможет ценой больших политических уступок попросить Саудовскую Аравию увеличить добычу нефти и подстегнуть свои отечественные сланцевые компании к увеличению добычи. Но полностью заместить объемы пока не получится. Вполне возможно, что появится новый Марк Рич – или он уже есть, – и жесткое эмбарго уже не будет таковым.
Второй шок связан с технологиями и глобальной финансовой системой. В то время как торговля природными ресурсами является областью взаимной зависимости между Западом и Россией, в финансах и технологиях баланс экономической силы более односторонний. Банковские ограничения будут препятствовать финансовым потокам в страну и из страны. Россия стремилась оградить свою экономику именно от этого: доля ее счетов, номинированных в долларах, резко упала после 2014 года, и она накопила валютные резервы. Китай скорее всего предложит свои услуги. Торговля между двумя странами уже защищена от западных санкций, и только 35% платежей из Китая в Россию в настоящее время осуществляются в долларах по сравнению с 92% в 2014 году. Западные банки имеют довольно низкую зависимость от России. Тем не менее с тех пор как в середине 1990-х годов началась современная эра глобализации, ни одна крупная экономика не была отрезана от мировой финансовой системы и нельзя исключать риск более широкого распространения рисков на рынки.
Что это значит для мировой экономики? Ситуация для России серьезная, но не фатальная, потому что финансовая система изолирована. Перспектива же для мировой экономики заключается в более высокой инфляции по мере роста цен на природные ресурсы, усугубляющей выбор, с которым столкнутся центральные банки разных стран, и в сдерживании корпоративных инвестиций, поскольку нестабильные рынки подрывают доверие. Более того, последствия затронут и климатическую повестку, ведь важным итогом COP26 стали отраслевые сделки. Это была флагманская инициатива президентства Великобритании, направленная на то, чтобы связать реальную экономику с повесткой дня в области изменения климата.
Однако самое главное заключается в другом. Долгосрочное воздействие санкций может разделить мир на экономические блоки. Россия получит восточные рынки, больше полагаясь на торговые и финансовые связи с КНР. На Западе все больше политиков и фирм будут задаваться вопросом, актуален ли еще ключевой принцип глобализации – вы должны торговать со всеми, а не только с вашими геополитическими союзниками – не только для России, но и для некоторых других стран. Китай скорее всего придет к выводу, что ему необходимо активизировать свою кампанию самодостаточности, особенно после третьей резолюции КПК в прошлом году.
Если Запад продолжит развивать силу санкционного напалма, последствия в долгосрочной перспективе будут пугающими. Чем масштабнее они будут использоваться, тем больше стран будут стремиться избежать зависимости от западных финансов. В конечном счете это приведет к опасной фрагментации мировой экономики. Авторитарным политическим конструкциям принадлежит половина мировых резервов и активов, оцениваемых в 23 трлн долл. Хотя Китай может причинить Западу огромные экономические убытки, блокируя цепочки поставок, теперь ясно, что в случае, скажем, войны из-за Тайваня Запад может заморозить резерв Китая на сумму 3,5 трлн долл. В течение следующих пяти лет технологические изменения могут создать новые платежные сети в обход западной банковской системы. И не только на восточном направлении. Пробная версия цифровой валюты в Китае насчитывает почти 300 млн пользователей. Сегодня затруднительно разместить миллиарды долларов за пределами западных юрисдикций, но со временем все больше стран могут попытаться диверсифицировать свои резервы, инвестируя больше в других местах. И эти места будут создаваться.
Активно применяя санкции ко все большему количеству стран за последние два десятилетия, а теперь еще и многократно усиливая их жесткость, Запад рискует подтолкнуть больше стран к выходу из финансовой системы, возглавляемой самим Западом. Вот почему после того, как кризис в Украине пройдет, Запад должен будет прояснить, как будет контролироваться санкционный механизм. Необходима определенная система, чтобы сдерживать и управлять распространением санкционных мер. И если консенсус о применении общеэкономических санкций сохранится, он должен быть структурированным и прогнозируемым в зависимости от «степени вины». Поэтому, даже если сегодняшняя ситуация и не вызовет глобального экономического кризиса, она изменит механизмы работы мировой экономики на годы вперед. И это требует нового анализа, которого еще никто не делал.
Екатерина Трифонова 
