Обыкновенный Фоменко

Антифоменковская мозаика. - М.: Русская панорама, 2001, 232 с.

У нас, к счастью, появился уже корпус книг с разработанной критикой "новой хронологии". Критика была и раньше - и с точки зрения истории, и с точки зрения астрономии, и с точки зрения математики. В статье Новикова "Математика и история", включенной в одну из этих книжек, говорится о неисторических работах Фоменко буквально следующее: "Один из лучших геометров мира - М. Громов - публично заявил в Мэриленде, что статьи и книги Фоменко написаны очень ловко: красота презентации результатов во введениях, как и на публичных лекциях, не имеет никакого отношения к малоинтересному, абстрактному содержанию его математических теорем".

Но спрос на парадоксы вечен. Максим Соколов как-то писал: "Ученые мужи могут издать капитальный труд, показывающий крайнее невежество и недобросовестность Фоменко, чье учение противоречит бесспорнейшим положительным данным разнообразных наук. Это очень хорошо, хотя в смысле пользы это будет что мертвому припарки, ибо Фоменко удовлетворяет потребность трудящихся не в знании, а в метафизическом небытии. Кто бы издал труд, столь же наглядно показывающий, что радоваться собственному небытию несколько противоестественно?"

Отчасти поэтому вторая из этих книжек "Антифоменковской мозаики" содержит, кроме научной аргументации, пародии на наукообразные построения - от ученых до писателей-фантастов, а в первом одна из статей оканчивается фразой: "┘для самого академика Фоменко┘ есть ряд минусов. Грядущие поколения, пользуясь его же методой, легко могут объявить, что никакого Фоменко не было. Ясно ведь, что это обычный Фома неверующий".

Там много всего смешного. Потому как важно понять не только очевидные передержки спекуляторов на истории, но и природу спроса.

Всех потребителей интересует конечный результат. А ажиотажный историк, в отличие от академического, держит результат наготове, будто кочегар - уголь на лопате. Мгновение - и он вбросит в топку общественного интереса. Каким образом, как и из какого сырья получено это топливо, наблюдателю неизвестно. Кухня, путь от окаменелости до домового тепла - это все неинтересно. К тому же логические построения никогда не бывают массово интересными.

Между тем группой Фоменко издано немалое количество книжек, обилие математических символов в которых запугивает обывателя, а графики с таблицами деморализуют окончательно.

Все знают фамилию Чикатило, да вот кто знает, кем доказана теорема Ферма? Этого человека знают единицы. И потому, что одно событие вызывает ажиотаж, а другое нет.

Нетрадиционная наука становится чем-то вроде нетрадиционной медицины. Нетрадиционная (кстати, этот термин неловкий, как раз она-то прокламирует собственную традиционость) уже утвердилась прочно - ее побаиваются, но пользуются.

О нетрадиционных теориях говорят, хотя не доверяют им до конца.

История тут очень удобна, потому что эта дисциплина как бы заранее ангажирована на общественный интерес,

Дело в том, что о природе Большого взрыва или об уже упомянутой теореме Ферма обывателю мыслить тяжело. Физические величины, бесконечная череда нулей - для него абстракция. Абстракция для него и нули исторические. Обывателю хочется мыслить легко, а легко мыслить можно, только используя внятные понятия газетных парадоксов.

Вот и бьются историки и медики, доказывая, что Ленин не болел сифилисом. Обыватель им не верит. И начинается унылое выяснение болел - не болел, тягучее, как выяснение отношений в Думе, - спал - не спал, ходил в баню или не ходил. И уже ставшее совсем историей - падал в реку с моста или не падал.

Сейчас, к счастью, все образованные люди знают, что инопланетяне существуют, Нострадамус во всем прав, а Есенина убили.

Народ доверчив. Достаточно несколько раз повторить что-то, чтобы новость стала общественным мифом. Человечество живет этими мифами, и достаточно начать оправдываться или объяснять, "включится в коммуникацию", чтобы ее укрепить.

Есть такой анекдот:

Пьяный приходит в аптеку и начинает требовать портвейн. Из окошечка отвечают, что это - аптека и портвейном они не занимаются. Пьяный отвечает, что все понимает, знает, что не задаром и что вот они, деньги.

Из окошечка возмущенно требуют прекратить.

Пьяный, покопавшись в карманах, добавляет мятый рубль (анекдот старый).

- Побойтесь Бога, - произносит он, получив еще раз отказ, - это все, что есть.

- Нет портвейна, нет! - кричит ошалевшая женщина в окошечке.

Наконец пьяный уходит.

Он возвращается через два часа и видит за стеклом объявление, написанное дрожащей рукой: "Портвейна нет".

- Значит, все-таки был, - говорит он и вздыхает.

Вот образец этой психологии. Вот образец рождения мифа, и главное в нем общественная жажда, которая - все, а общественный имидж - ничто. И даже общественная жажда - которая наше все.

Общественность очень легко убедить мифом. А миф - это всегда упрощение. Упрощенная реальность всегда хорошо усваивается. И, удовлетворяя спрос мгновенным предложением, возникает это разжеванное миропонимание.

Но Фоменко и его группа - только часть большого количества как бы историков, работающих в этом жанре много. От Суворова, который специализируется на идее о том, что СССР чуть ли не начал войну, и Радзинского, что говорит о королевских домах Европы с драматургической интонацией, до Каспарова, который, в частности, апеллирует к средневековой живописи.

Этот интерес публики будоражит науку, что есть хорошо. "Антифоменковская мозаика" содержит десятки статей, чрезвычайно интересных с точки зрения рассказа о способах трактовки истории. С другой стороны, анализ альтернативной истории по Фоменко есть анализ зарождения мифа, его становления и внедрения в массы, что опять же хорошо. И еще раз подтверждается, что каждый народ заслуживает той истории, которая его имеет.