Андрей Мартынов
Твардовский без глянца.
– СПб.: Амфора, 2010. – 448 с.
Писатель редко становится прообразом героя другого литератора. Внутрикорпоративная ревность, личные конфликты┘ А потому, если и становится, то чаще всего как объект сатиры, насмешки. Так, Федор Достоевский изобразил Ивана Тургенева в «Бесах» в виде гротескного Семена Кармазинова. Не очень симпатичен и Иван Бездомный, прообразом которого Михаил Булгаков избрал поэта Александра Безыменского┘
Поэту Александру Твардовскому (1910–1971) в данном случае повезло. Он стал генералом Самсоновым у Александра Солженицына в романе «Август четырнадцатого». Вернее, как вспоминал впоследствии сам нобелевский лауреат, именно через фигуру Твардовского он понял командующего 2-й армией.
Литературный портрет Александра Твардовского, представленный историком литературы Павлом Фокиным в рамках очередного тома его художественно-документального проекта «Без глянца», воссоздает личность поэта в самых разных ее проявлениях: внешность, характер, бытовые привычки (вкус и одновременно демократичность в одежде), нрав, увлечения. (Одним из них стало садоводство. Ведь для сына крестьянина сад не мог не стать «одной из главных слабостей и утех», как вспоминал новомировский критик Владимир Лакшин.) И, естественно, творчество и мировоззрение, что, впрочем, в данном случае оказывается единым. Оно создает трагический образ очень умного, талантливого человека. Поэт многое понимал. И в этом была его беда (и вина). С одной стороны, искренняя вера в коммунизм. С другой – трезвая оценка коммунистического режима, репрессивный каток которого прошелся по семье автора «Дома у дороги». Ведь именно дома он оказался лишен. В 1931 году, когда молодой литератор дебютировал двумя книгами – поэмой «Путь к социализму» и повестью «Дневник председателя колхоза», – вся его семья (отец, мать, братья и сестры – счетом восемь душ!) была сослана в ходе пресловутого раскулачивания крестьянства. Отсюда и экзистенциальная раздвоенность – как примирить декларируемую большевизмом справедливость и невинные жертвы. И не каких-то абстрактных «кулаков-мироедов», а близких, родных людей. Как примирить собственное благополучие многократного лауреата Сталинской премии с голодом и нищетой ссыльных или пораженных в правах. Как соединить собственное благородство с плебейством вождей страны. Лакшин вспоминал, что когда крестьянский сын Твардовский был не доволен чьим-то поступком, то любил повторять: «Это не по-дворянски».
 Как примирить представление о справедливости с невинными жертвами? Николай Пимоненко. Жертва фанатизма. 1898. Харьковский художественный музей |
Твардовский чувствовал искреннюю любовь к себе простых людей. Он действительно был народным поэтом. Особенно после появления знаменитой «книги про бойца» «Василий Теркин», с героем которой идентифицировали себя целые поколения фронтовиков. Но одновременно он понимал, что улучшить жизнь народа не в силах. Поэтому поэт и поверил в десталинизацию Хрущева, уверил себя, что все зло в коммунизме от Сталина, а не имманентно присуще самой идеологии. Стал одним из символов оттепели.
Но он был умен: хорошо знал классику, читал русскую философию, в том числе запрещенного в СССР Николая Бердяева, и где-то подсознательно, очевидно, понимал лукавство противопоставления «хорошего Ленина» и «плохого Сталина». «Да вы освободите меня от марксизма-ленинизма, тогда другое дело, – говорил он в сердцах Солженицыну, но оговаривался: – А пока – мы на нем стоим». А может быть, здесь имело место искреннее заблуждение, что только при советской власти он мог стать selfmade-man’ом. Об этом тоже вспоминал Солженицын.
Последний шаг сделать не решился┘ Или не успел.
Наверное, не столько какие-то бытовые привычки, сколько схожесть характера, переживание трагического позволили Солженицыну объяснить именно через личность Твардовского поведение своего героя Александра Самсонова – «семипудового агнца», как назвал его писатель. Потому что именно крестьянин Твардовский лучше других соответствовал генералу Самсонову. Крестьянин во дворянстве.
