Подземный ход из Тель-Авива в Москву

Новый мир

Антон Тихолоз. Без отца. Монолог автора (и героя), обращенный к покойному отцу. Сдержанный текст, написанный прозрачно и по-осеннему ясно. Именно сдержанность и придает ему невероятную мощь. "Когда ты умер, я не чувствовал ничего, продолжал жить, как и прежде, - только уже без тебя. И не верил матери, когда она говорила, что временами я начинаю стонать по ночам. Думал, она врет". Просто? А сложнее не надо. И не важно, фикшн это или нон-фикшн, документ или полнометражная повесть. Это литература. Современная проза, причем самой высокой марки. На мой взгляд, лучший толстожурнальный дебют 2005 года. Автор родился в Саратове, учится в Литинституте. Текст его (этот) на голову выше текстов Романа Сенчина, работающего с тою же "пустой" провинциальной реальностью. С бессобытийной повседневностью, из которой якобы не выжмешь литературы. Да и пишет он честнее, чем Сенчин. Без чернухи и передергиваний.

Александр Тимофеевский. Замедленное кино. Маленькая поэма "У омута" и короткое лирическое высказывание о том, как поэт "равнодушно к эпохе поворачивается спиной", когда написал все, что должен. Поэма же, по ритму напоминающая английские баллады, - как сон. С наплывами, страхами, мистическими вспышками┘ Действительно, замедленное кино.

Владимир Коробов. Непрочный дом. В любую секунду жизнь, плохая ли, хорошая, может пойти на слом. Значит, надо ценить каждый миг и благодарить за него. Этим и занимается Коробов: "Спасибо, Господи, за то, / что осень и стою в пальто, / еще живой на поле брани, / и что звенит еще в кармане, / и что стекляшка у залива / открыта - можно выпить пива"┘ Много ли надо для счастья? Осень, пиво и несколько легких строк.

Максим Кронгауз. На фоне Путина┘ Кронгауз анализирует срез современной литературы, главным героем которой является президент России. Паркер, Быков, Колесников┘ И даже загадочные "Сказки про нашего президента", которые - о чудо! - "записаны со слов народа в разных городах, селах, поездах и самолетах". Откуда вдруг такой бум? Желание заработать? Подобострастие? Ненависть? Или стремление разгадать загадку российского "человека без свойств"? Кронгауз объясняет этот феномен тем, что президент Путин - не герой, а фон нашей жизни. Материал, на котором ярко и отчетливо становится ясно, что мы из себя представляем. Картина, прямо скажем, отталкивающая.

Знамя

Ноябрьский номер "Знамени" целиком посвящен литературе нон-фикшн.

Тимур Кибиров. Новые стихи. Фрагмент новой книги с загадочным названьем "Кара-Барас!". Много стилизаций, много верлибров и кунштюков самой неожиданной формы, но при этом философского содержания: "Вы искали: смысл жизни, / найдено сайтов: 111444, / документов: 2724010, / новых: 3915". Привет от Кибирова Виктору Олеговичу Пелевину.

Анатолий Королев. Похищенный шедевр. Реконструкция. Эссе об устном рассказе Пушкина под кодовым названием "Влюбленный бес", который записал некто Владимир Титов, "обладавший уникальной памятью и манией классификатора". Оставался пустяк - "по-своему изложить историю, и вечность обеспечена". Вот Королев и пытается реконструировать пушкинский рассказ. То есть сделать то, чего сам Пушкин по каким-то причинам делать не стал. Причины, вероятно, были весомые.

Михаил Айзенберг. Открытки Асаркана. Герой этого эссе Айзенберга - богемный персонаж семидесятых, театральный критик, пациент тюремной больницы. Человек, выстроивший себе собственную реальность и строго охранявший ее границы. "Последний раз я разрешил сделать уборку в этой комнате в августе 1968 года. И в тот же день наши танки вошли в Прагу. Больше не хочу рисковать".

Яков Гордин. Память и совесть, или Осторожно - мемуары! Отправная точка статьи - пьянка сорокалетней давности. Рассматриваются версии Игоря Смирнова, Аси Пекуровской и самого Гордина. Между ними немного общего. Мораль проста. Не стоит огульно доверять мемуаристам. Среди них - Дмитрий Бобышев, Евгений Рейн, Анатолий Найман┘ Особенно силен Бобышев, перекроивший историю своего бывшего друга Бродского на фантастический и бессовестный лад. Кто-то искажает события по причине нетвердой памяти, кто-то по злому умыслу. Есть еще в арсенале непомерные амбиции, дурной нрав, тяга к художественному вымыслу, сведение счетов... Недаром же говорят: врет, как очевидец. Лучшее тому подтверждение - тексты евангелистов.

Октябрь

Афанасий Мамедов. Подоспевшее счастье. Диптих. Два рассказа на русско-еврейскую тему. Изящные, грустные, несводимые к фабуле и морали. Если и можно ее сформулировать, то, пожалуй, лишь так: нам не дано знать, живем мы своей жизнью или играем роль в чужой пьесе. Счастье подоспевает к нам чаще всего не вовремя. Но это еще не повод его игнорировать. Во втором рассказе диптиха Мамедов воспроизводит, может быть, одну из самых пронзительных метафор ностальгии: "Мне все снятся кротовы норы. Снится, будто один из лазов ведет в Россию. Я ползу по нему до середины, пока не вспоминаю, что оставил в Тель-Авиве беременную Стеллу". Между прочим, ностальгировать можно не только по покинутой стране или минувшей юности, но и по себе самому.

Андрей Чемоданов. Все это рок-н-ролл. Стихи о том, как протекает жизнь без стихов. О том, как человек прозябает. "Иногда мне удается написать хорошее стихотворение, и я чувствую, что жизнь движется. А сейчас она лишь продолжается". Жизнь проходит в ожидании рок-н-ролла.

Евгений Сабуров. Беглый взгляд на всякого нищего. Повесть поэта Сабурова датирована аж 1981 годом. Тема ее - частная жизнь советских ученых, по всей видимости филологов. Жизнь эта, если верить Сабурову, состояла из бесконечных разговоров, тупого пьянства, секса со студентками и вообще запутанных отношений.

Луи Мартинез. Promenades avec Siniavski. Прогулки с Синявским. Неизвестные письма А.Д. Синявского. Доклад французского профессора и переводчика на конференции, посвященной Синявскому-Терцу. Не столько даже доклад, сколько воспоминания об общении с русским писателем. В письмах же к переводчику самое интересное, на мой взгляд, подстрочные толкования цитат и жаргонных слов. Например: "Единственное стихотворение И.Сельвинского "Вор", написанное на жаргоне, начинается словами: "Вышел на арапа. Канает буржуй" и т.д. - воры, когда я им читал, восхищались: все - точно)". Не знаешь даже, кого хвалить. То ли Сельвинского за точность, то ли блатных за эстетический вкус.

Дружба народов

Ольга Трифонова. Сны накануне. Роман о любви жены советского скульптора, советской шпионки Маргариты Коненковой и великого Альфреда Эйнштейна. Ей было под пятьдесят, ему - под семьдесят. А все равно интересно.

Дмитрий Румянцев. Но тоска заставляет петь┘ Вариации на тему позднего Бродского. Это видно и по ритмике, и по лексике, и по позиции автора. "Я крошил карандаш, и, Пегаса пуская в ход, / оказался в цейтноте, - сквозь Время глядит Гроссмейстер: / календарь опадает, как верба, который год. / Но тоска заставляет петь. Значит, все на месте". Вслед за нобелевским лауреатом Румянцев воспринимает тоску и пустоту как движущие силы поэзии.

Анатолий Азольский. Рассказы. Азольский на этот раз выступает в амплуа виртуозного рассказчика. Рассказчика - и только. Никаких метафор, морали, психологии, философствования и прочих глупостей. Один лишь голый сюжет в лучших традициях американской новеллистики середины прошлого века. Кусок жизни во всех ее странностях и непридуманном драматизме. Одна история - о том, как делили наследство еврейской тетушки. Вторая - о бизнесмене и уголовнике, которого настигает прошлое в виде сексуально озабоченной женщины.

Роман Сенчин. Проект. Маленькая повесть о молодом писателе из таежной глубинки, которого вытащили в Москву, раскрутили за границей и сделали суперзвездой. Ему и до этого-то было на все и всех плевать, а теперь и вовсе он впал в депрессию. Писать не может, пьет, тоскует, хочет самоубиться. Эдакий Мартин Иден наоборот. Вялый, ленивый и наглый сибирский валенок. Такие люди не стоят того, чтобы вынимать их из нечистот. Не трогай - и не будет вонять.

Звезда

Сергей Вольф. Из последних стихов. Последних, потому что Вольфа не стало. Некролог, помещенный в этом же номере, подписан Андреем Битовым. Кушнер, как можно догадаться из текста, писать его отказался. Что до последних стихов, то они необыкновенно лиричны, хотя и по обыкновению дурашливы: "Стучал зубами, гоготал, / Подпрыгивал на гибком стуле, / Чего-то будто ожидал / (Допустим, белый гриб в июле), / Пил морс, цеплял ножонкой грудь, Икнул два раза, рассмеялся, / И кровь из глаз его кап-кап на грудь, / А он той крови не боялся, / Он зубки скалил в темноте / И вдруг рычал, подпрыгнув на тахте". Еще одно напоминание о том, кем был Вольф. Тонким и оригинальным поэтом, наследником традиций питерского абсурда. А абсурд - вещь не только веселая, но и трагическая порой, и трагичность эта накладывает неизбежный отпечаток на личность автора.

Глеб Горбовский. Стихи. Вся подборка - вариации на тему хармсовского "Из дома вышел человек". И тема та же, и размер порой совпадает. Веселый такой, скачущий и припрыгивающий. Отчего-то только тоска берет и становится очень страшно. "Потом он спал. По ходу - улыбнулся. / Потом его будили: дворник, мент. / Но человечек так и не проснулся, - / не подобрали нужный инструмент".

Борис Вахтин. Письма самому себе. Дневники замечательного ленинградского писателя, участника легендарной группы "Горожане" и сборника "Метрополь". Воспоминания о травле Бродского, размышления о русофильстве, о революции и писательстве. "Я лично отвечаю за все; за жестокости и кровь, за осужденных с их дикими прожектами, за русофильство, за китайскую трагедию". Публикация приурочена к 75-летнему юбилею Вахтина.

Валерий Попов. Возвращение. О том, как писатель ездил в Чимкент по стопам своего отца. Юрта-ресторан, барельеф Высоцкого, голые степи, места, описанные Домбровским в "Хранителе древности". Раньше сюда ссылали. Теперь это территория суверенного Казахстана.

Александр Мелихов. Закваска экстремизма. Мелихов видит источник террора в изначальной борьбе добра со злом. Другое дело, когда хорошее в культуре отчаянно сопротивляется лучшему. Одно добро противостоит другому добру. Но так или иначе, а "террор - порождение именно культуры, а не бескультурья". Трудно не согласиться.

Нева

Игорь Гамаюнов. Любовь и смерть командарма Миронова. Трагическая история командарма Второй конной, героя популярной когда-то повести Трифонова "Старик".

Александр Кабаков. Горькие злобные заметки. Не столько злобные, сколько очень ворчливые. Кабаков ворчит на террористов, антиглобалистов и экспериментаторов, "могильщиков старой культуры", справедливо объединяя их по признаку разрушения. "Можно делить человечество по самым разным признакам: половому, религиозному, расово-национальному, имущественно-классовому┘ Но эти разделения лишь частные случаи главного различия... Одни - созидатели, другие - разрушители - вот главная разница между фундаментальными человеческими типами, вот две главные воюющие армии, сражение между которыми в земной жизни есть отражение битвы, идущей в жизни неземной - между Владыкой света и князем тьмы". Все так, вот только Бог к этому прямого отношения не имеет. Дело всего лишь в разнице темпераментов. Невозможно изменить свой темперамент, сколько ни молись и ни читай святых книг.

Фигль-Мигль. Гофманские капли. Залихватски написанное эссе о немецком мистике и романтике, по совместительству горьком пьянице. Вот характерный образчик стиля Фигль-Мигля: "Главное оружие Гофмана как паяца - полное отсутствие внятного морального послания и жалости". А что, почему бы и нет. Гофману уже все равно, а нам - лишний повод поухмыляться.

Евгений Шкловский. Рассказы. Герои Шкловского не знают, что делать. То ли просто жить, то ли жить в Истории, акцентированно. Бурно переживать смерти и рождения, любовь и стихи, обнадеживающее и страшное начало новых времен и печальный закат уже одряхлевшей эпохи. От бурной жизни в Истории устаешь и выматываешься душой, а от спокойной жизни - такая тоска охватывает.

Москва

Владимир Романовский. Сыворотка правды. Аллегорическое повествование с элементами боевика. О том, как некий честный исследователь изобрел сыворотку правды, а правда в наши времена (имеется в виду российский капитализм) на фиг никому не нужна. Вещь ядреная. Заставляет задуматься, почесать затылок и идти голосовать за КПРФ на выборах в Думу. А что еще делать с правдой?

Виктор Брюховецкий. Старик и Сеттер. У старика была собака необыкновенных достоинств. Он ее любил и охотился с ней на уток. А потом собака погибла, угодив в охотничьи силки. Старик очень расстроился. Трогательная история.

Татьяна Грачева. Спасет ли Россию революция? Не спасет. Суть статьи сводится к следующему. В теперешней ситуации революция может быть только оранжевой. А такой хоккей нам не нужен. И еще. Если Ходорковский за революцию, Грачева категорически против. Ну что ж, железная логика.

Борис Баханов. На разломе: Достоевский и Толстой. Один плохой, другой хороший. Один ветхозаветный, другой истинно христианский. Такой вот литературоведческий анализ на религиозной основе. Разумеется, не в пользу Толстого. Заодно достается Лотману и Тынянову.

Нина Молева. Угол атаки. Вину за чистки 1937 года в среде московской интеллигенции Молева возлагает на тогдашнего первого секретаря горкома Никиту Хрущева. Оппозиция такова: "Хороший Сталин - плохой Хрущев". Прямым текстом это не сказано, но догадаться несложно.