Робинзонада норвежского обывателя

Вполне логично, что к наступлению холодов "Иностранка" подготовила тематический номер, целиком посвященный норвежской литературе. Следуя этой логике, в декабре журнал обязательно должен что-нибудь напечатать о Шпицбергене и Земле Франца-Иосифа┘

На литературной карте Норвегии для рядового, непродвинутого читателя - сплошные белые пятна. Между тем литература там существует и ей есть чем гордиться. Но то ли норвежцев у нас мало переводили (вроде бы, не так уж и мало), то ли это свойство норвежских писателей, замкнутых на национальных проблемах, а международной известностью из них не пользуется почти никто. Конечно, это несправедливо.

В оглавлении норвежского номера "Иностранной литературы" знакомых имен всего три. Фритьоф Нансен, Кнут Гамсун и Эрленд Лу. О нем и поговорим.

Лу - из тех, кого принято считать культовыми и знаковыми писателями для тридцатилетних. Ряд выстраивается такой: Лу, Коупленд, Мураками. "Наивно. Супер", "Поколение Х", "Охота на овец"┘ Для полноты картины можно добавить сюда отечественного Пелевина с его "Generation Р". Собирательный герой этих текстов и будет, если вдуматься, героем нашего времени.

Между тем Лу - писатель довольно разнообразный. Его заслуги не исчерпываются созданием аутичного и инфантильного персонажа "Наивно. Супер", этакого Фореста Гампа. Его роман "Во власти женщины" - душераздирающая любовная драма. Роман "Лучшая страна в мире", на мой взгляд, имеет прямое отношение к генезису радикализма и экстремизма. К "подпольному человеку", сильно изменившемуся со времен Достоевского. "Сказки о Курте" - изящный мультик о высоких душевных порывах норвежского обывателя. "У" - напряженное психоаналитическое эссе, разросшееся до размеров романа┘

Диапазон велик. Каждая из книг открывает нечто новое и в авторе, и в его взгляде на нашу жалкую современность. Но такого Лу, как в ноябрьской "Иностранке", мы еще не читали. Впервые писатель взялся описывать состоявшегося взрослого человека, отца семейства. Его герой по имени Допплер (это название романа и одновременно имя собственное) не собирается жить и не предается умозрительным рассуждениям, а живет вполне полнокровно и не боится решительно менять свою жизнь. Самостоятельный, уверенный в себе человек, хотя и с явным сдвигом по фазе. Чем-то он напоминает персонажей советской прозы шестидесятых годов. Те, помнится, тоже убегали на лоно природы, прячась там от быта и обывателей. В горы, в геологические экспедиции, к кострам и байдаркам с бабами и гитарами.

Вот и Допплер решил поиграть в Робинзона Крузо. Но не в порядке эксперимента, как герои "У", а более чем всерьез. Он ушел из семьи и подался в отшельники, разбил себе палатку в лесу. У него огромный член, лосенок по кличке Бонго и масса нерешенных проблем. Недавно умер отец (любитель фотографировать туалеты), жена ждет третьего ребенка, а в душе - комплекс отличника с первой парты. Образцово-показательного пай-мальчика, взбешенного своей образцовостью. "Я был идеальным┘ Прекрасно вел себя в детском саду. Превосходно учился в начальной школе. Лучше всех успевал в средней. В гимназии проявил себя до омерзения отлично не только в учебе, но и в социальном плане┘ Я блестяще учился в университете и завел себе суперидеальную подружку, с которой потом образцово-показательно сочетался браком в кругу отличных друзей, уже получив приглашение на работу столь завидную, что она затмила собой все прочие суперпредложения. Потом мы родили детей и стали примерными родителями, купили дом и отделали его по высшему разряду. Год за годом меня вела по жизни бескомпромиссная первоклассность. В ней я просыпался, в ней засыпал. Я дышал безупречностью. И как-то постепенно, незаметно упустил саму жизнь┘ Господи, не приведи моим детям стать такими же отличниками жизни, каким был я".

Чем не "Полеты во сне и наяву" или "Утиная охота"? Те же поиски искренности, та же попытка сойти с накатанной колеи. Суть осталась прежней, изменились только детали. Мы больше не хотим быть хорошими ребятами, а плохими быть нас просто не научили. Мы и агрессию-то не умеем проявить так, чтобы не оказаться посмешищем. Что же делать? Вот это и пытается понять Допплер.

Я так подробно пишу про Лу, потому что сам факт появления его романа в серьезном толстом журнале - вещь по российским меркам из ряда вон выходящая. Все равно как если бы в "Дружбе народов" напечатали Макса Фрая или Пелевина. Этим "Иностранка" и отличается (в лучшую сторону) от остальных "толстяков". Минимум чопорности, максимум объективности.