Андрей Мартынов Веселие Руси. ХХ век. Градус новейшей российской истории: от пьяного бюджета до сухого закона. – М.: ПРОБЕЛ-2000, 2006, 480 с.
В России надо пить. Выпивка не столько национальная идея, сколько основа отечественной государственности, ее стабильности. Введение последним государем-императором в 1914 году сухого закона привело к череде революций 1917 года, а антиалкогольная кампания горбачевской перестройки – к крушению Советского Союза в 1991 году.
Авторы коллективной монографии рассматривают отечественную историю через отношение государства к политике в области виноделания и виноторговли. Пишут с юмором, хотя временами не без публицистичности. Впрочем, тема того стоит. Ведь алкогольный фактор усиливал или ослаблял те или иные правительственные начинания (реформы НЭПа и индустриализации, военного коммунизма и хрущевской оттепели). Так было и до революции, и при СССР. Первая попытка введения сухого закона Николаем II пришлась непосредственно перед событиями 1905 года. Так что в тогдашней русской смуте виноваты не только японские деньги (как и в революции 1917 года – немецкие), но и искреннее желание правителя оздоровить нацию, даже ценой бюджетного кризиса. Ведь, по образному выражению премьер-министра Сергея Витте, «питейные доходы играют в государственном хозяйстве роль Мефистофеля». В советский период, в годы Второй мировой войны, уже 20 июля председатель комитета продовольственно-вещевого снабжения армии Анастас Микоян предложил «установить начиная с 1 сентября 1941 года выдачу 40-градусной водки в количестве 100 грамм в день на человека красноармейцам и начальствующему составу действующей армии». Мудрый Сталин рассудил трезво и внес поправку: исключить тыловиков и арьергард. Позже, в 1942 году, отменили еще одно дополнение: увеличить суточную норму до 200 граммов.
В книге представлены изменения алкогольной культуры повседневности. Тут рассказ и о том, как видоизменялась культура питья, и какие возникали в разное время новые виды алкогольных напитков.
После войны появляются первые пивные-«американки». В них продавались бочковое пиво, водка, сигареты, горячие сосиски и сардельки. Последних, впрочем, как правило, не бывало (дефицит). Позже, при Хрущеве, возникнут пивные рестораны. Наибольшей популярностью в Москве славились «Жигули» на Калининском проспекте (ныне Новый Арбат) и «Яма» в Столешниковом переулке.
Тогда же, после войны, возникают и первые отечественные коктейли. Их названия достойны знаменитых рецептов Венички Ерофеева. Коктейль «Таран» (ликер «Шартрез», ликер мятный, настойка «Перцовка», коньяк или настойка «Старка», сок лимонный, фрукты консервированные); «Тройка» (наливка «Запеканка», наливка «Спотыкач», ликер ванильный, сок лимонный, фрукты консервированные); «Аромат полей» (ликер розовый, ликер алычовый, ликер мятный, ликер ванильный, сок лимонный, фрукты консервированные).
Впрочем, имена появились не только у напитков если не верхов, то советского среднего класса, но и у дна общества. Политуру называли Полиной Михайловной, а знаменитый клей БФ – Борисом Федоровичем. И это при относительной дешевизне водки: 2 рубля 87 копеек. Кстати, о водке. Как и до революции, себестоимость этого народного напитка была гораздо ниже отпускной цены. Застойная водка стоила государству примерно 17 копеек. Так что антиалкогольная кампания Горбачева действительно сильно подорвала бюджет советского государства, впрочем, и так бывшего финансовым банкротом.
Обиднее всего, что своих целей антиалкогольная кампания так и не достигла. Если в пересчете на чистый спирт алкогольных напитков в 1927 году приходилось в среднем 3,7 литра на человека, то в 1940-м – 2,3, 1950-м – 1,9, 1956-м – 3,8, 1962-м – 5,7, 1975-м – 8,2, 1984-м – 8,4, а в 1988 году – 8,7 литра.
Вняли-таки философу и поэту Владимиру Соловьеву, который писал по поводу призыва Льва Толстого стать трезвенниками: «Отказаться от вина –/ В этом страшная вина;/ Смелее пейте, христиане,/ Не верьте старой обезьяне».
