Андрей Мартынов Михаил Кузмин. Стихотворения. Из переписки. Сост. подготовка текста, примеч. Н.Богомолова. – М.: Прогресс-Плеяда, 2006, 492 с.
Этот сборник Михаила Кузмина (1872–1936) следовало бы назвать «Неизвестный Кузмин». Он состоит частью из архивных публикаций, частью из текстов, не входивших в «канонические» издания.
Издание, по сути, одной дробинкой убило двух зайцев. Во-первых, введены в оборот ранее неизвестные тексты, позволяющие лучше понять эволюцию Кузмина-поэта. Во-вторых, представленные через эпистолярное наследие Кузмина факты дают возможность понять как отдельные события биографии поэта, так и эпоху модернизма начала ХХ века.
Почему столько стихотворений не были включены Кузминым в авторские сборники? Дело в том, что поиск собственного стиля шел у Кузмина довольно долго. В письмах к Вячеславу Иванову он говорит о своих «неважных стихах» и благодарит мэтра за то, что он «прочистил стих» его пьесы «Комедия о Мартиньяне». Кроме того, поэт страдал известной русской болезнью – писать о том, чего не знаешь. И как следствие, допускать элементарные ошибки. Так, например, кузминский «вращающийся пулемет» вполне сравним со «стаями орлов» у Алексея Толстого или же «гривой львицы» Михаила Лермонтова. О несовершенстве поэзии Кузмина писал и Брюсов, который хотя сам подобных ошибок не допускал, но в молодости в угоду ритму и стилю написал о том, как «Всходит месяц обнаженный/ При лазоревой луне», за что был мгновенно высмеян Владимиром Соловьевым.
В книге приведена обширная переписка Кузмина и Брюсова. В первую очередь она касается «борьбы» за Кузмина, которую вел журнал «Весы» во главе с Брюсовым. Здесь и обсуждение журнальных публикаций и отдельных изданий (скандальная повесть «Крылья»), и стремление исключить Кузмина из обоймы авторов альтернативных модернистских изданий (например, «Золотого руна»). И если Брюсов делал это тактично, стремясь не задеть самолюбия своего адресата, то, скажем, секретарь «Весов» Михаил Ликиардопуло (в приложении приводится и его переписка с Кузминым) был ультимативен.
Впрочем, ни такт Брюсова, ни напористость Ликиардопуло не помогли. Как писал в собственном дневнике Кузмин: «думаю отмолчаться». И отмолчался.
Подобное отношение было обусловлено двумя взаимосвязанными причинами, коренящимися в характере Кузмина. Он не умел жить по средствам (хотя и зарабатывал прилично). Он одновременно мог иметь сразу несколько любовников. И если такие люди, как Вячеслав Иванов или Константин Сомов, не нуждались в его помощи, то многочисленные романы с людьми не очень состоятельными требовали дополнительных средств. Сомов с юмором предположил, что если об их отношениях станет известно в будущем, то «мы будем рассматриваемы, как новые маркизы де Сад».
Сборник также содержит переписку Кузмина со своим интимным другом Георгием Чичериным («Юшей»), ставшим после прихода к власти большевиков наркомом иностранных дел. Юша был искренне привязан к своему легкомысленному партнеру, ежемесячно выделяя для его содержания по 100 рублей (немалая по тем временам сумма), и то вынужден был делать Кузмину замечания.
Непостоянство Кузмина создавало беспокойство и для его родственников, поставивших, судя по всему, крест на его гомосексуальности. Так, в мае 1909 года он ухаживал за своей племянницей Варварой, страдавшей болезнью опорно-двигательного аппарата. У племянницы был друг, к которому она испытывала ответные чувства. Кузмин воспылал страстью к избраннику Варвары. Как только о столь своеобразном любовном треугольнике стало известно, Кузмин был вынужден уйти.
Такой вот малоприятный человек. Тот же треугольник лег в основу стихотворного цикла с «говорящим» названием «Трое». В жизни довольно грязная ситуация, а в поэзии она превращается в гениальность. Парадокс.
