Ольга Балла Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. - М.: Новое литературное обозрение, 2005, 784 с., ил.
60-летие окончания Второй мировой и Великой Отечественной: победители и побежденные в контексте политики, мифологии и памяти. Материалы к Международному форуму (Москва, сентябрь 2005). - М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХI, 2005, 248 с. (Библиотека либерального чтения. Вып. 16).
В первый сборник (второе исправленное и расширенное издание специального выпуска журнала "Неприкосновенный запас", подготовленного совместно с берлинским ежемесячником "Osteuropa") вошли работы представителей разных специальностей (философов, историков, социологов, антропологов, правоведов, музыковедов, литературоведов, киноведов, журналистов) о том, как помнят Вторую мировую войну в странах, так или иначе ею затронутых. Во втором - публицистические статьи российских авторов в отечественных СМИ представляют наши внутренние споры о военном прошлом, а обзоры знакомят с тем, как освещает юбилей зарубежная пресса. Из необозримой печатной продукции, вызванной к жизни шестидесятой годовщиной окончания войны, эти две книги выбраны почти наугад. Тем примечательнее совпадения и переклички, которые в них обнаруживаются.
Ни у одной из книг в подзаголовке мы не встретим слова "история". Сборник "НЛО" для обозначения отношения к прошлому выбирает другое слово: "память". Этим же именем называет его и издание фонда Науманна, добавляя к нему еще два, среди которых слова "история" опять же нет: "политика" и "мифология".
Разница между памятью и историей - в том, что история миновала, а память существует сейчас. Обе книги - прежде всего о сегодняшнем дне. О его бедах, обидах, "болевых точках". О том, что спустя годы остается от пережитого, как прошедшее в разные эпохи меняет свое значение и как работает с этим особая разновидность политики: "политика памяти". Суть ее - конструирование образа прошлого в интересах тех или иных социальных групп. Этому в издании фонда Науманна посвящены статьи историков Д. Андреева и Г. Бордюгова о том, как нынешние власти используют память о войне в целях собственной легитимации, а в сборнике "НЛО" - рассказ их немецкого коллеги Й. Эхтернкампа о "публичной борьбе за надлежащее представление о прошлом" в обеих Германиях.
Как к этому ни относись (а относиться можно только пристрастно), память обречена быть ставкой в политических играх. Разговор о войне, об отношении к ней - неизбежно оборачивается разговором о недавнем прошлом вообще, оказывается спором, болезненным и полным обид. А. Борозняк в сборнике "НЛО" рассказывает о том, как трудно расставались со своим нацистским прошлым жители Западной Германии, какие им пришлось пережить "эпохи воспоминаний", учась обсуждать "в дебатах, далеко выходящих за стены академического и университетского цехов", вопросы национальной вины и национальной ответственности. Восточногерманский опыт работы с прошлым (скорее - его намеренного забвения и мифологизации) анализируют М. Флакке и У. Шмигельт.
Сборник "НЛО" интересен, среди прочего, тем, что дает увидеть одни и те же события глазами представителей обеих воевавших сторон. Так, воспоминания ленинградца, пережившего в детстве блокаду, следуют за рассказом немецкого историка Й. Ганценмюллера о том, как та же блокада отразилась в сознании его соотечественников. О том, что значила война в жизни немецких и советских женщин, рассказывают соответственно работы Ф. Маубах (Германия) и О. Никоновой (Россия).
Германский опыт проработки прошлого - при всех его сложностях несомненно конструктивный - вряд ли, пишет А. Борозняк, применим в России. Здесь "при наличии "своего" Освенцима - не было "своего" Нюрнберга". И если "немцы учились извлекать уроки из своей истории в обстановке формирования и совершенствования гражданского общества, в условиях деятельности государства, обладающего социальной ответственностью", то у нас "маршруты движения к гражданскому обществу надежно заблокированы, а нерешенные социальные проблемы побуждают изгонять из коллективной памяти ужасы и злодеяния сталинизма". Сколь велики нынешние соблазны ресталинизации, можно видеть, прочитав в сборнике фонда Науманна полемику М. Чудаковой, Ю. Крупнова и Н. Дедкова с Е. Холмогоровым. Политолог и религиовед Холмогоров всерьез предлагает "сущностную, политическую и политологическую реабилитацию Сталина". Победа, по его мнению, не что иное, как личная заслуга генералиссимуса, поскольку именно на него "были замкнуты все управленческие цепи в армии, промышленности и политике. Он нес непосредственную ответственность за каждую мелочь". Именно поэтому "если в Великой Отечественной победил не Сталин, то тогда придется предположить, что никакой победы вообще не было".
При всех крайностях холмогоровской позиции она не исключительна, напротив, очень даже вписывается в контекст. Как и то, что сотрудники Центрального архива Министерства обороны РФ, по свидетельству Г. Рамазашвили ("НЛО"), до сих пор без всяких юридических оснований засекречивают материалы о Великой Отечественной, затрудняя, а то и делая вовсе невозможной нормальную исследовательскую работу. Все это симптомы того, что память о войне в России до сих пор - прежде всего идеология, а уж потом все остальное.
Социологи свидетельствуют: при всех грандиозных сдвигах в системах ценностей и величайших разногласиях Великая Отечественная остается в глазах жителей бывшего СССР главным событием ХХ века, победа в ней - основной, если не единственной опорой пошатнувшейся национальной самооценки. Об этом много умного и жесткого сказано в статье социолога Л. Гудкова "Память" о войне и массовая идентичность россиян" (опубликованной, кстати, в обоих сборниках) и его коллеги А. Левинсона "О войне и земле как этических категориях отечественного сознания" ("НЛО").
"Памяти самой по себе, - напоминает итальянская исследовательница М. Ферретти ("НЛО"), - так же, как и прошлого, не существует. Это всегда конструкция". Историки для того и нужны, чтобы по мере возможностей приближать субъективную память к объективной истории. И не только историки. Работа по созданию прошлого продолжается в каждом из нас.
