Мысли антисемита

Алексей Суворин. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904-1908). - М.: Алгоритм, 2005, 752 с.

Алексей Суворин (1834-1912), известный журналист, издатель и театральный критик рубежа веков, не занимая никаких государственных должностей, был одновременно и одним из самых влиятельных политиков эпохи. Являясь редактором газеты "Новое время", Суворин сумел объединить значительную часть националистов, консервативно мыслящих политиков и общественных деятелей. Продуктивная, хотя и спорная направленность издания постоянно вызывала споры во всех частях, течениях и партиях социума, в том числе и родственных суворинскому.

Правый националист, он блестяще знал европейскую консервативную мысль от Жозефа де Местра до Гюстава Лебона и в отличие от значительного числа своих единоизуверцев искренне верил в исповедоваемые ценности. Искренность убеждений придает его "письмам" органическое единство вне зависимости от тематики.

Позиция Суворина такова. Призыв к свободе сам по себе прекрасен, но в контексте разрушения государственности утрачивает свои положительные черты. Зачем и кому нужна свобода, если "все разрушено до основания"? Кто сможет воспользоваться ее плодами?

Касаясь хода войны и результатов Портсмутского мира, он указывает на причины японских побед: национальное единство, способность общества поддерживать армию. Японским победам нечего противопоставить. Японцы умело и храбро воевали, а потому тяжесть Портсмутского мира вполне заслужена русскими. Можно вспомнить, что во Владивостоке раненых и пленных японских офицеров буквально засыпали цветами экзальтированные на почве революции курсистки, а будущий "начальник Польского государства" Юзеф Пилсудский предлагал свои услуги Японии по совместному разрушению России.

Именно Суворин первым в печати поставил вопрос о финансировании Японией первой русской революции. Один из доводов - после крушения в Балтийском море парохода "Джон Крафтон" на нем был обнаружен целый арсенал незарегистрированного оружия. Грузовые документы указывали на "японский след".

Интересны и театральные взгляды Суворина. Так, пьеса Чехова "Вишневый сад" воспринималась им как исполненный "грустной иронии" диагноз, хотя и интеллигенции. Самому же Суворину, в отличие от Чехова, не жаль этих "жалких овец┘ но жаль русскую жизнь", которая разрушается вместе с ними.

Написанные в режиме реального времени, многие колонки Суворина вызывают сейчас улыбку или же возмущение. Так, в колонке от 1 февраля 1905 года он буквально не увидел революцию. "Была ли революция? Мне она очень сомнительна". Суворину казалось, что ее никто не поддержал (это после расстрела 9 января?) и она сошла на нет.

Два слова об антисемитизме Суворина. Евреи стойко ассоциируются в его сознании с революционной, "левой" компонентой политической жизни. И политическая вина в сознании Суворина становится национальной виной. Под некоторыми его призывами вполне могла бы стоять подпись доктора Йозефа Геббельса, а сам он, доживи до 1945 года, мог бы претендовать на мыло душистое и веревку пушистую не на каком-нибудь "малом Нюрнберге", а на одной скамье вместе с теоретиком антисемитизма - рейхсляйтером Альфредом Розенбергом и практиком - главой айнзатцгрупп Эрнстом Кальтенбруннером.