Никита Масленников
Давосский форум обычно задает тон экономическим дискуссиям. В этом году собравшиеся там представители многих стран не выдвинули новых идей и подходов.
Фото Reuters
Если посмотреть на новостные потоки, которые порождаются текущими событиями и процессами в глобальной экономике, то начало 2012 года, пожалуй, как никогда сочно окрашено в сумеречные цвета. Причем серого в них становится все меньше, да и он тоже тяготеет к более темным оттенкам.
Гуще всего они в еврозоне. Безжалостная «рейтинговая резня», устроенная Standard&Poor’s, как известно, рынками была воспринята спокойно. Во-первых, ожидаемо. Во-вторых, ясно, что некоторое время хуже не будет. Ряд проблемных стран на этом фоне даже довольно удачно разместили новые гособлигации. «Некоторое время», однако, похоже, вышло. К обрушению рейтингов подключилось Fitch. Процесс, как говорится, пошел. Но это полбеды. В конце концов, что взять с «зеркала»? Много хуже объективные состояния многих национальных экономик в Европе: страны валютного союза пока еще плавно входят в «мягкую» рецессию, другая же часть ЕС-27, особенно партнеры в Центральной и Восточной Европе, и вовсе под угрозой серьезного спада.
Все тормозят
Ухудшается самочувствие банков еврозоны, дефицит ликвидности гонит вверх стоимость рыночных заимствований. Финансовые аналитики, решая вполне практические задачи, уже высчитывают вероятность глобального credit crunch. Оценки пока сдержанны. Но последствия европейских финансовых небалансов тем не менее просматриваются – по сравнению с 2011 годом в текущем году число корпоративных дефолтов в ЕС может вырасти вдвое.
Дискомфорт усиливается (прежде всего для участников рынков) от пока неубедительных результатов переговоров инвесторов с правительством Греции. Величины дисконтов при списании греческого долга и размер доходности по новым выпускам суверенных бондов остаются непокоренными вершинами финансовой дипломатии. К тому же в любом случае точка в вопросе о договоренностях, будь они достигнуты хоть сейчас, может быть поставлена лишь в ходе встречи лидеров ЕС.
На поверку выходит, что итоги многочисленных евросаммитов в 2011 году применительно к Греции оказались фальстартами и полумерами. При этом справедливо то или нет – другой вопрос, но так же начинают восприниматься и другие решения ЕС-17 и ЕС-27 – слишком медленно и все еще малоконкретно. Саммит 30 января, на котором 25 стран из 27, одобрив «бюджетный пакет», договорились, что постоянный Европейский стабилизационный механизм с активами в 500 млрд. евро будет создан к июлю 2012 года (на год раньше, чем планировалось), обозначил паузу до марта. Юридически обязывающие документы к подписанию не готовы, а многие детали попросту не ясны.
Проблем, впрочем, предостаточно и у других лидеров глобальной экономики. В США Белый дом с очень большим напряжением протащил через Конгресс новый лимит увеличения госдолга (до 16,4 трлн. долл.), что опять-таки вызвало немало вопросов по поводу наличия у страны среднесрочной программы налогово-бюджетной консолидации. Восстановление экономики хотя и продолжается, но остается очень хрупким и все более подверженным внутренним, а тем более и внешним рискам.
Япония, балансирующая на грани рецессии, впервые за последние 30 лет закончила прошлый год с внешнеторговым дефицитом. Заметно торможение китайской экономики, в которой все очевиднее негативные последствия сдувающегося пузыря на рынке недвижимости и усиливающегося кризиса плохих долгов. Теряет динамику Бразилия, где темпы роста упали вдвое. На эту же траекторию выходят Индия и другие развивающиеся страны. Некоторые эксперты, как, например, профессор Гарварда Джеффри Френкель, в 2012 году ждут здесь нового кризиса, хотя бы в силу логики 15-летних деловых циклов, сформировавшихся в этой части экономического мира.
Как правило, на деле экономики чувствуют себя лучше, чем видится многочисленным наблюдателям. Причем градус оптимизма у отдельных бизнесов выше, чем в среднем «в системе». Тем показательней итоги некоторых январских опросов. Так, по результатам исследования, проведенного PwC, в устойчивом росте финансовых показателей своих компаний в 2012 году уверены лишь 40% респондентов. В начале 2011-го этот показатель составлял 48% опрошенных. Тенденция, на мой взгляд, пока не катастрофична – все же не 2008–2009 годы, но от этого не менее очевидна: температура в глобальной экономике падает.
17 января Всемирный банк, а 24 января МВФ объявили о пересмотре прогнозов на 2012 год. В ВБ считают, что рост в мире в целом составит 2,5% вместо ожидавшихся ранее 3,6%. В МВФ полагают: общемировое производство увеличится на 3,25% (против 4% в прошлогоднем осеннем прогнозе). Сходные оценки у этих организаций в отношении динамики международной торговли в 2012 году: 4,2% в версии ВБ, оценка МВФ – 3,8%. По сравнению с 2011 годом сокращение темпов в 1,5–2 раза.
Торможение захватит как развитые, так и развивающиеся экономики. Первые вырастут (если суммировать авторитетные выводы ВБ и МВФ) на 1,2–1,5%, вторые – на 5,4–5,7%. В ралли «медвежьих» прогнозов включилось и Международное энергетическое агентство. По его предположениям, потребление нефти в текущем году может снизиться примерно на 15%.
Как видим, ощущения начала года, мягко говоря, не благостные. Трудно не согласиться с главой МВФ Кристин Лагард, что «многие смотрят в будущее с трепетом и недобрыми предчувствиями». При этом «конструктивный курс экономической политики вовсе не гарантирован». Одна из главных тому причин – «отсутствие коллективной решимости для принятия совместного решения┘ Директивные органы позволили старым рынкам гноиться и тем самым усугубили положение».
Следствием этого, кстати, оказывается снижение доверия к правительствам. Так, опрос, подготовленный к Давосскому форуму компанией Edelman Trust Barometer (25 тыс. человек из 25 стран мира), зафиксировал, что в 17 из 25 стран власти получили уровень поддержки менее 50%. В целом по выборке доверяют правительствам 43%, бизнесу – 53%. Доверие к правительствам в 2011 году выросло в США (на 3%), Индии (9%), Канаде (4%), Ирландии (15%), без изменений осталось в Германии. Снизилось в Великобритании (5%), Франции (18%), Италии (14%), Испании (23%), Китае (13%), Бразилии (53%), России (13%), Японии (26%), Южной Корее (17%). В РФ правительству доверяют 26%, бизнесу – 41% (за этот год показатель не изменился).
Открытость и доверие
Как известно, восприятие текущей действительности существенным образом влияет на формирование ее будущего облика. В свое время Гегель писал, что сова Минервы начинает полет в сумерках. В переводе на современный политический язык это означает, что угроза движения по нисходящей экономической спирали к очередному ремейку Великой депрессии должна привести к взвешенным и мудрым решениям в рамках сформировавшегося запроса на скоординированные между странами действия по исполнению коллективных решений, направленных на восстановление роста. Некоторые признаки поворота к этому вектору развития pax economica также наметились в начале 2012 года.
Показателен документ Call to Action в адрес Давосского форума, подготовленный экспертами Группы изучения глобальных проблем, которая создана ВЭФ. В их числе та же Кристин Лагард, президент Всемирного банка Роберт Зеллик, глава ВТО Паскаль Лами и др. Позиция Global Issues Group предельно ясна: «Странам необходимо провести обещанные реформы, например в финансовом секторе, а также обновить глобальное сотрудничество». При этом от мировых лидеров требуется «отдать свою политическую энергию для совершения конкретных действий по выходу из кризиса и ускорения экономического роста».
Не буду вдаваться в детали двухэтапного «Плана действий», предложенного этой группой. В нем аккумулированы основные выводы международных экономических организаций. Главная задача первого, так называемого краткосрочного этапа – восстановление доверия к финансовым институтам, стабилизация ситуации в еврозоне, реформирование рынков труда для создания новых рабочих мест.
В свою очередь, долгосрочная повестка включает в себя достижение большей открытости рынков для торговли и инвестиций, вложений в человеческий капитал, остановки роста и последующего снижения безработицы, создания и широкого распространения «зеленых» технологий.
Отдельный пункт – институциональные реформы в странах Ближнего Востока и Северной Африки, улучшение в них налоговых систем и проведение системных антикоррупционных мер.
На мой взгляд, появление такого документа, адресованного лидерам всех стран, симптоматично уже тем, что наглядно демонстрирует интеллектуальную готовность противостоять глобальным вызовам. Однако, кроме этого, необходимы надежные механизмы принятия решений, их реализации и контроля за исполнением. Определенные заделы уже есть. И прежде всего это относится к «группе двадцати» как ведущему институту многосторонней международной экономической координации.
Уже итоги последнего Каннского саммита показали, что G20 переходит в новое качество. Все более четко определяются сроки, в которые должна уложиться национальная исполнительская дисциплина относительно принимаемых решений. Полным ходом идет укрепление организационных основ Совета финансовой стабильности, которому будут предоставлены самостоятельный правовой статус и независимый бюджет при сохранении взаимодействия с Базельским комитетом. Это решение обещает стать прецедентом с точки зрения логики развития компетенций «двадцатки» по другим направлениям.
В формате G20 официально закреплен для руководства текущей работой механизм «тройки» (в составе представителей стран-председателей прошлого, нынешнего и будущего годичных периодов). В 2012 году, как ожидается, будет принят план по расширению взаимодействия G20 с гражданским обществом. И я не удивлюсь, если в числе партнеров по диалогу (что, кстати, живо обсуждалось в Давосе) окажется протестное движение «Захвати Уолл-стрит!».
 Биржевой медведь свое дело знает четко. И не устает понижать курсы. Фото Frank Rumpenhorst/AFP |
Пока в повестке «двадцатки» доминируют вопросы финансового регулирования глобальных рынков и проведения реформ соответствующих секторов национальных экономик. Оно и понятно. Согласно оценке МВФ (по моему представлению, сильно консервативной), мировые потенциальные потребности правительств в реструктуризации долгов составят в ближайшие годы 1 трлн. долл. Тем не менее повестка G20 становится все более сложной и комплексной. Основное содержание перемен – «усиление социального измерения глобализации». В текущем году к так называемой финансовой «двадцатке» (то есть встречам дважды в год министров финансов и глав центробанков) добавятся, причем на регулярной основе, еще два формата – «социальный» и «аграрный». Рынки труда и управление рисками продовольственной безопасности становятся, таким образом, предметами международной координации с выходом на конкретные практические предложения.
Нынешний Давос, задающий обычно – как минимум на весь год – тон дискуссиям о том, каким именно глобальным вызовам необходимо противостоять в первую очередь, тоже не прошел мимо «социального измерения». Согласно седьмому докладу ВЭФ о глобальных рисках, лидерами их первой пятерки (с равными рейтингами по пятибалльной шкале «сбываемости» в 4,03) в настоящее время являются «катастрофическое неравенство доходов» и «хронический дисбаланс государственных финансов». Уже сейчас 1% населения Земли владеет почти половиной мировых активов. Естественно, что в условиях торможения глобального роста и сопутствующего обострения социальных проблем увеличиваются размах протестных движений и риски нестабильности, национализма, протекционизма и т.п.
Время дефицитов
Снижение остроты текущих и надвигающихся вызовов – альфа и омега координационных усилий, которые уже сегодня обязаны учитывать новые долгосрочные тенденции глобального характера. Не претендуя на их всесторонний охват, ИнСоР в докладе о развилках структурного кризиса, в котором оказался экономический мир в целом, обратил внимание на необходимость учитывать в выстраивании систем будущего глобального управления:
– увеличение доли развивающихся стран в мировом ВВП (к 2016 году она составит 54%);
– разрастание безработицы (в целом в мире не имеют работы 200 млн. человек);
– повышение рисков глобальной энергетической и продовольственной безопасности;
– перераспределение центров прибыли и финансовых потоков в пользу развивающихся экономик и формирующихся рынков;
– усиление роли транснациональных компаний (самочувствие корпораций нередко явно лучше, чем у национальных экономик);
– увеличение к 2030 году на 3 млрд. человек (с нынешних 1,8 млрд. человек) «мирового среднего класса» и связанный с этим резкий рост спроса на ресурсы;
– наступление к концу десятилетия «новой технологической волны» и вследствие этого вероятное массовое обесценение активов;
– перезагрузка международного разделения труда в сфере научных исследований и инноваций.
Новые реальности глобальной экономики, по ходу кризиса начавшей свой транзит к радикальному обновлению регулятивно-институциональной среды, требуют адекватного отношения в национальных стратегиях смены экономических моделей. Но не только!
Мне представляется, что содержание международного сотрудничества в целом и тем более экономической координации существенным образом должно определяться всесторонним учетом разрушительных последствий как уже опознанных, так и вновь возникающих рисков.
Помню, как в канун краха Lehmann Brothers Уоррен Баффет назвал деривативы и формируемые на их основе «продуктовые линейки» финансовым оружием массового поражения. Многие тогда отнеслись к этому с иронией и недоумением. К чему привело неуважение к обозначенной угрозе, вполне ясно показал глобальный кризис, не преодоленный до конца и по сей день. Уроки, похоже, извлечены не полностью. И вовсе не случайно The Economist в последнем номере 2011 года назвал скоординированные обвалы рынков финансовым терроризмом.
Напоминаю об этом к тому, что сопоставимость последствий рисков на национальных и глобальных уровнях неизбежно подводит и политических лидеров, и, по сути, транснациональное экспертное сообщество к конвергенции подходов, относившихся долгое время к разным сферам. И речь, на мой взгляд, идет сейчас в первую очередь о своего рода «трансфере технологий» реализации повесток глобального финансового регулирования и обеспечения международной безопасности. Сильная сторона первого – легитимность решений, коллективно принимаемых на основе консенсуса. Явное конкурентное преимущество второго – контроль и скорость исполнения взятых обязательств, нередко, правда, на групповой или блоковой основе.
Очевидное поле пересечения обеих повесток – перспективы ресурсного обеспечения глобальной экономики и, возможно, особая роль и ответственность стран, обладающих значительным потенциалом в этой нише международного разделения труда. По оценкам группы исследователей из шведского Университета Лунда, развивающих методологию известного доклада Дэнниса Медоуза Римскому клубу «Пределы роста» (опубликованного еще в начале 1970-х), в ближайшие 20–60 лет могут быть полностью истощены мировые запасы 10 самых важных металлов. Так, пик производства железа будет пройден к 2030 году. К 2060 году оно станет абсолютно дефицитным ресурсом, примерно на 10 лет опередив в этом статусе золото. Пик производства металлов платиновой группы наступит уже в 2020 годы; свинца, серебра, цинка – в 2030-е; меди, хрома, молибдена, никеля – в 2040–2050-е. Затем наступит время нарастающих дефицитов. Временные горизонты приближения к этому рубежу для нефти – 45 лет, для газа – 60 лет.
Риски дефицита водных ресурсов или экстремальной волатильности цен на энергоносители и продовольствие с точки зрения международной безопасности не менее актуальны, чем локальные конфликты, наркотрафик или кибертерроризм. Понимаю, что это предмет специального разговора. Равно как и, например, риски «разбегания» целей безопасности и восстановления глобального роста при реализации решений ЕС об отказе от поставок иранской нефти, или зеркального, якобы упреждающего эмбарго, на которое готова пойти другая сторона.
И тем не менее я уверен, что с точки зрения преодоления дефицита ответов на глобальные вызовы синергия подходов и инструментов из разных сфер международного сотрудничества остается многообещающей.
