Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад может спасти отношения США и России.
Фото Reuters
– В США в последние месяцы нарастает волна критики в адрес России. Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию с демократией в России?
– Эпоха демократии просто закончилась. В России сегодня мягкий авторитарный режим. Об этом свидетельствуют, в частности, данные авторитетной американской правозащитной организации Freedom House, а также новая книга Стивена Фиша «Отступление от демократии в России». Россия – единственная страна, которая в прошлом году перешла из категории «частично свободной» в графу «несвободная» по классификации Freedom House.
– Госсекретарь США Кондолиза Райс три недели назад заявила, что у России и США сейчас «возможно, лучшие отношения, чем когда-либо в обозримом прошлом». А на днях американские СМИ сообщили, что администрация Джорджа Буша изучает возможность изменения политики в отношении России. Как следует понимать противоречивые сигналы, исходившие в последнее время из Вашингтона? Можно ли говорить о расколе в администрации США по России?
– В администрации всегда есть некоторое расхождение мнений по целому ряду вопросов. Однако можно выделить влиятельную группу неоконсерваторов, настаивающих на том, что наличие демократии в России крайне важно. По их мнению, одна из главных неудач внешней политики США заключается как раз в том, что Россия скатывается к авторитаризму. Вторая группа – это реалисты-циники, считающие, что внутренняя политика России и демократия в ней не имеют значения для США. Единственное же, что важно, – это содействует ли Москва в проведении политики США, прежде всего по важнейшему вопросу нераспространения ядерного оружия и проблеме Ирана. Отмечу, что балансирование этих двух подходов к России в администрации США зависит от повестки дня.
Приоритетное значение сейчас имеют три темы. Во-первых, это сама демократия в России в преддверии саммита «большой восьмерки» в Санкт-Петербурге летом этого года. Американцев очень беспокоит, что можно сделать, чтобы не выглядеть на встрече в верхах в Северной столице глупо. Этот вопрос задается, кстати, не только в Вашингтоне, но и в других ведущих странах «большой восьмерки» – Франции, Германии┘ Во вторых, это президентские выборы в Белоруссии 19 марта и парламентские выборы на Украине 26 марта. Россия и США явно займут противоположные стороны. Наконец, третья тема – это Иран. Именно здесь Москва может спасти свои отношения с США.
– Можно ли сказать, что эти две группы в США – сторонников реалистичного подхода к России и более жестко настроенных политиков в отношении Москвы – возглавляются соответственно госсекретарем Райс и вице-президентом Чейни?
– На мой взгляд, у вице-президента слишком много дел, и он не может уделять столько внимания России. У него есть, конечно, определенные взгляды. Райс, по-моему, скорее опирается на мнение других по России, чем на собственное. Наибольшую активность по этому вопросу проявляют Томас Грэм – директор в Совете национальной безопасности, который поддерживает Путина и сосредотачивается на вопросах безопасности, и Дэниел Фрид, заместитель госсекретаря по Европе, который подчеркивает значение демократии в России. Райс балансирует посередине. Она, безусловно, реалист, но умеет быть гибкой и может выступить жестко в отношении Москвы. Все зависит от конкретной политической цели.
– На ваш взгляд, какой подход к России может возобладать – более прагматичный или более жесткий?
– Это зависит от обстановки в мире и, конечно, от самой России. Москва может легко влиять на политику США в отношении себя. Прежде всего здесь имеет значение поведение Москвы на постсоветском пространстве, где самой горячей точкой является Украина и, возможно, Грузия. Мало что может сделать Запад в отношении Белоруссии. Он пристально следит за политикой России в этой стране. Сильно влияют и такие инциденты, как, например, «газовая война».
– Если все-таки изменения политики Вашингтона в отношении Москвы произойдут, то насколько серьезными они могут быть и когда это случится – до или после саммита «большой восьмерки»?
– Это может случиться до саммита в Петербурге. Здесь очень сильное ощущение, что надо что-то делать. Вспомните: в мае прошлого года Буш посещал Москву. Уже после того, как этот визит был согласован, было решено добавить поездку в Ригу 7 мая, где Буш выступил с большой речью по демократии в России – он не хотел глупо выглядеть в Москве. А уже после майских торжеств в российской столице американский президент отправился в Грузию, где он поддержал суверенность бывших советских республик.
Сейчас в администрации пытаются решить три вопроса. Первый – как можно выступить за демократию в России и бывшем СССР. Второй – как поддержать суверенность республик бывшего СССР. И третий – как обеспечить энергобезопасность.
– Как бы вы прокомментировали принятый в России закон об НКО?
– Речь идет о том, что государство может действовать против любой НКО, как оно пожелает. Этот закон в принципе означает, что правил нет и исполнительная власть может действовать по собственному усмотрению.
– Американские СМИ сообщали, что одним из способов выражения Вашингтоном своей озабоченности ситуацией в России может стать «собрание различных правозащитных групп, сторонников демократии и иных представителей гражданского общества». Такое собрание могло бы произойти как в России, так и за ее пределами. Как вы относитесь к этой инициативе?
– Думаю, что что-то подобное необходимо сделать, иначе Америка будет выглядеть глупо. Как я уже говорил, Вашингтон должен как-то показать поддержку демократии в России. И, вероятно, такое собрание лучше было бы провести за рубежом. Например, в какой-то из бывших советских республик. Ведь в России всегда можно, сославшись на причины безопасности, например, взять и отменить такое мероприятие. И никто не сможет этому воспротивиться.
– Сенатор Джон Маккейн призвал США бойкотировать саммит в Петербурге. Может ли он быть сорван?
– Думаю, что срыв саммита крайне маловероятен. Уже слишком поздно. Кроме того, бойкот – не очень продуктивная мера. Отмечу, что Маккейн на самом деле призывал к тому, чтобы президент Буш обсудил со своими коллегами по G7 возможность переноса саммита. И язык сенатора был достаточно осторожным.
Вся «семерка» чувствует себя очень неуютно в связи со встречей в Петербурге 15–17 июля. Единственное серьезное, о чем Россия намерена говорить, – это энергетическая безопасность. Франция в связи с этим требует серьезного обсуждения этой темы и ратификации Россией энергетической хартии для обеспечения четких поставок энергоносителей в Евразии. Что касается других вопросов повестки (инфекционные заболевания, вопросы образования), то дискуссия не обещает быть содержательной, то есть повестка дня пустая. Получается, что цель этого саммита – празднование успехов авторитарного режима в России. В Вашингтоне звучат такие оценки, что саммит в Петербурге будет чем-то средним между Олимпийскими играми в Берлине в 1936 году и мюнхенским соглашением о Чехословакии 1938 года.
– Том Лантос был менее дипломатичен и предлагал вообще выгнать Россию из «большой восьмерки». На ваш взгляд, такая изоляция России была бы продуктивной?
– Думаю, что этого не произойдет. Это всего лишь слова, смысл которых в том, что демократию в России надо как-то поддержать. Однако тут возникает любопытный вопрос, если Россия вошла в состав группы ведущих промышленно развитых демократий, не являясь при этом демократией, то почему бы не включить в группу Китай, Индию, ЮАР и Бразилию? Тогда эта группа стала бы более представительной. В принципе эти четыре государства всегда представлены на министерских встречах G8. Думаю, что вопрос расширения «большой восьмерки» будет ставиться в Санкт-Петербурге.
– Президент Буш в недавнем выступлении заявил, что демократические революции в Грузии, на Украине, Киргизии – это только начало и марш свободы по миру продолжится. Какой может быть его следующая остановка? Белоруссия? Россия?
– Я пессимист в том, что касается перспектив революций в Белоруссии. У президента Александра Лукашенко огромный контроль во всех сферах. Кроме того, в Белоруссии нет крепких самостоятельных сил, готовых противостоять власти. Западу очень сложно что-то сделать в Белоруссии, которая полностью зависит от дотаций России. Судьба Лукашенко – в руках Путина, а последний явно ничего не хочет предпринимать против белорусского президента.
– На ваш взгляд, выборы в Белоруссии и на Украине могут внести дополнительную напряженность в отношения Москвы и Вашингтона?
– Это вполне возможно. Думаю, что Лукашенко сам порой может эту напряженность провоцировать. Изначально планировалось, что выборы в Белоруссии пройдут примерно в то же время, что и саммит в Петербурге (это создало бы дополнительные сложности для России). Однако потом выборы были перенесены на март. Это решение как будто принял сам Лукашенко без видимого давления со стороны Москвы.
Трения у Москвы и Вашингтона могут возникнуть и по поводу Украины. Очевидно, что когда речь заходит о выборах, Запад стоит на одной стороне, а Россия – на противоположной. Запад выступает за демократию, а Россия – против – и в Белоруссии, и на Украине. Любопытно, что Западу сейчас сложнее влиять на ситуацию в Белоруссии, а России – на Украине, где выборы по всем признакам пройдут демократично.
– Вы упомянули, что в вопросе демократии на постсоветском пространстве Россия и Запад стоят на противоположных позициях. В чем тут причина?
– Потому что сама Россия недемократическая страна, а ее руководство чувствует себя более уютно в окружении недемократических соседей.
– На Капитолийском холме звучали призывы к введению санкций против стран, сотрудничающих с Ираном. В частности, сенатор Сэм Браунбэк упоминал в числе таких стран Россию и Китай. На ваш взгляд, такие санкции могут быть введены против Москвы? И если это случится, не будет ли такое развитие возвратом к холодной войне?
– США уже вводили определенные санкции против конкретных российских предприятий, но я не уверен, что сейчас последуют какие-то глобальные санкции против России. Я, например, не сторонник таких мер и считаю, что они неэффективны и обычно имеют иные последствия, чем хотелось бы. Конгресс, к сожалению, очень любит принимать решения о различных санкциях, поскольку это способ продемонстрировать свою власть. В стане демократов есть очень сильные протекционистские лобби, которые могут настаивать на подобных жестких мерах или на увеличении тарифов для китайской продукции. В отношении России же могло бы последовать введение ограничений на поставки высоких технологий, как это уже было в свое время.
– Как вы считаете, когда Конгресс может отменить поправку Джексона–Вэника в отношении России?
– Не думаю, что это произойдет в обозримом будущем, даже после того, как ваша страна вступит в ВТО. Вероятно, вскоре эта поправка перестанет действовать для Украины.
– В России активно идут дискуссии о том, кто может стать преемником Владимира Путина. Чаще всего звучат имена Сергея Иванова и Дмитрия Медведева. Идет ли такое обсуждение в Америке в экспертных кругах, во властных структурах и какие имена употребляются наиболее часто?
– Когда речь заходит о преемнике, упоминаются имена Дмитрия Медведева и Михаила Фрадкова, звучит и имя Сергея Иванова. Но все они выглядят слишком слабыми, чтобы работать на президентском посту. Вопрос в том, действительно ли уйдет Путин после 2008 года?
– Некоторые аналитики полагают, что российский президент мог бы впоследствии возглавить союзное объединение России и Белоруссии. Как воспринимается в Вашингтоне перспектива создания такого союзного государства?
– Я не очень в это верю. Мы уже много слышали об этом, но до сих пор не понимаем, как такое объединение может работать. Сейчас российские государственные структуры поражены коррупцией, и если Путин уйдет, многие могут оказаться в тюрьме. Любой чиновник может сказать бизнесмену: «Ты думаешь, что ты чем-то владеешь? Напрасно ты так уверен. Посмотри, где сейчас сидит Ходорковский»? В России дело ЮКОСа сильно ослабило право собственности. И люди, находящиеся у власти, просто не могут эту власть потерять.
Если в стране нет демократии, я не понимаю, почему один пункт Конституции может иметь столько силы. Также не исключено, что в России повторится киргизский сценарий: за полгода до выборов народ скажет «Довольно!», а власть развалится. Президент систематично убрал все промежуточные институты. А это означает, что в будущем он может оказаться голым перед народом.