Екатерина Варкан -МИХАИЛ ЕФИМОВИЧ, благостно ли настроены Министерство культуры и его руководитель в начале нового сезона?
- У меня по моему характеру не бывает благостных настроений. Но есть определенное понимание того, что проект бюджета на 2002 год для нас лучше, чем бюджет 2001-го, финансирование увеличивается на 58,2 процента, и это, безусловно, радует.
- Сколько это денег?
- От бюджета чуть более 7 миллиардов рублей в этом году мы переходим к бюджету чуть более 11 миллиардов рублей в следующем. Это хорошая прибавка, особенно для низкооплачиваемых людей искусства, которые размещаются между 6-м и 13-м разрядами тарифной сетки - и как раз этой категории бюджетников будет увеличена зарплата в следующем году почти вдвое. Естественно, это радует, но не удовлетворяет. Мы понимаем, что работнику культуры все равно придется крутиться и работать на двух или трех работах (как и бывало) для поддержания существования, потому что и при увеличении зарплаты денег для жизни будет мало - их, правда, всегда мало.
Но я считаю эти средства, которые предположительно будут выделены в 2002 году, неплохими по сравнению с тем, что было три-четыре года назад. Если же думать о тех потребностях, которые существуют в культуре, они, естественно, больше. Но не главный вопрос, с моей точки зрения, как получить деньги, проблема на самом деле более важная - как их потратить. Конечно, когда министр выбивает что-то из бюджета, он считается хорошим министром, когда не выбивает - считается плохим. На самом деле важна осмысленность в тратах, потому что наша культура столь велика и многообразна, что никаких денег не хватит. Даже если на нее дадут бюджет всей страны, мы найдем способы, как правильно им распорядиться.
- Михаил Ефимович, увеличение бюджета на будущий год - это ваша личная заслуга или государство наконец осознало необходимость поддержки культуры?
- Бюджет формирует не Министерство культуры. Министерство может более или менее аргументированно объяснять, почему ему нужны такие деньги, и пытается находить понимание у председателя правительства, его заместителей и министра финансов. Так что аргументы - за мной, а воля - за ними. И здесь, разумеется, надо отдавать должное тем, кто имеет деньги, а не тем, кто деньги просит.
- Добрая воля и единый порыв?
- Выходит так, но, получив свое, мы становимся финансовыми тиранами для других. На уровне формирования бюджета все зависит от его концепции - бюджет ведь документ во многом политический, а не только экономический, с одной стороны. А с другой - определенная сумма компромиссов.
Перспективный бюджет считается, и справедливо, социальноориентированным, поэтому образование по объему затрат занимает ведущее, первое место; только потом идет реформа армии. И культура наша на этот раз тоже получила столько, чтобы бюджет считался социально ориентированным. Это в первую очередь заслуга руководителей правительства. За мной же были только аргументы, почему надо, а за ними решения и соотношения всех частей бюджета.
- Вы, надеемся, получите эти деньги, и возникает второй вопрос, поставленный вами, - как их использовать. Скажите, будут ли какие-то перестановки в министерстве, которые, по вашему мнению, необходимы для усовершенствования системы трат, то есть использования средств?
- Бюджет, который мы получаем, делится, как правило, на две части (на три на самом деле, но для простоты объяснения скажу "на две"). Первую мы отдаем учреждениям культуры, находящимся в федеральном подчинении, - таким, как МХАТ, Малый театр, Русский музей или Театр Волкова. Такие федеральные учреждения культуры финансируются, строго говоря, автоматически - заработная плата, коммунальные расходы. Собственно, это одна из главных задач, которая перед Министерством культуры ставится всегда и которую оно обязано выполнять неукоснительно, - сохранение ядра русской культуры. Не надо объяснять, что исчезновение музеев Кремля, Музея имени Пушкина или Большого театра с карты российской культуры - это не просто уменьшение количества учреждений культуры, а разрушение архетипа, генетики самой русской культуры. И напомню, что основные фонды - музейные, библиотечные, главный творческий потенциал находится в федеральном ведении.
Вторая статья - так называемые программные деньги - средства, которые расходуются на проекты. Как вы знаете, в прошлом году была принята программа "Культура России 2001-2005 гг.", и идеи там очень разные. В них есть и инвестиционная составляющая, например план реконструкции Большого театра (реставрация старого здания, строительство нового филиала), а также такие проекты, как театральная олимпиада или московский кинофестиваль. Все это крупные акции, в которых Министерство культуры традиционно участвует.
- И иногда бывает главным плательщиком...
- Источником финансирования, скажем так. А есть и единичные случаи, они уникальны и не менее важны. Скажем, создание того или иного кинофильма (все кино финансируется именно за счет программных, проектных денег) или постановка какого-то спектакля. Понимаете, искусство - особая сфера, но, так или иначе, мы все подчиняемся общим принципам, которые разработаны для подобного рода программ в Министерстве экономики. И мы обязаны проводить определенные конкурсы, тендеры и так далее, но у нас есть своя специфика. Очевидно, что нельзя заказать тендер на, условно говоря, фильм Вадима Абдрашитова. Фильм Вадима Абдрашитова может снять только он сам. Вот если для Эрмитажа или Русского музея нужно купить новое технологическое оборудование, на эту покупку можно объявит тендер, потому что оно есть в Германии, России, Японии, Америке, где угодно. А на производство некоего художественного продукта - нельзя. И найти понимание с общекультурной общественностью здесь, конечно, не просто. Заявок от учреждений культуры и частных лиц огромное количество на проведение того или иного конкурса, выставки, организацию проекта, но здесь работают довольно жесткие экспертные комиссии, у которых есть свои критерии. Естественно, денег мы всем дать не можем, и обид довольно много.
И сегодня уже встает целый ряд организационно-производственных вопросов. Я приведу скучный пример - мы вообще занимаемся скучными и невеселыми вещами. С 1 сентября мы вводим вместе с другими бюджетными учреждениями систему финансирования только через казначейство. То есть собственные доходы учреждений культуры (например, от выставок и экскурсий - в музеях), которые раньше могли храниться в коммерческих банках на расчетных счетах, должны перейти на лицевые счета в казначейство и все внебюджетные доходы учреждений культуры будут расходоваться по смете так же, как и бюджетные средства. Это вызывает раздражение у руководителей этих учреждений. Они считают, что у них забирают их деньги.
- Но они же использовали эти средства на оперативные нужды и, таким образом, имели финансовый маневр?
- И с лицевых счетов можно снимать деньги совершенно спокойно. Но как бы это были их деньги, а теперь деньги эти еще и контролируют. Понимаете, за 10 лет нашего развития (совсем неплохого, я считаю), которые пошли на пользу и вовсе не зря нами всеми были прожиты, стало ясно, что руководители учреждений культуры, находящихся в ведении государства, не собственники, хотя многие убеждены в обратном.
- То есть они сами как бы стали хозяевами.
- Да, и я думаю, что это психология неправильная. Они директора, приказчики. Распорядители, но не собственники. Министерство культуры тоже не собственник. Мы являемся представителем собственника и контролируем то, что происходит. Я приведу простой пример. Музеи проводят выставки и зарабатывают на этом деньги. Но зарабатывают они за счет того, что в музее есть коллекции, принадлежащие государству, и эти коллекции не собственность музея. Другое дело, что талантливый директор может сочинить выставочную стратегию, такую, например, как Михаил Борисович Пиотровский в Эрмитаже. Но у него, слава Богу, и коллекция более 3 миллионов объектов!
- И возможность таких действий велика?
- Возможность немалая, но Пиотровский действительно талантливый музейный директор. Можно распорядиться использованием музейных фондов, воспитывая детей, как это делается в детском центре Музея имени Пушкина у Ирины Александровны Антоновой. А можно вообще ничего не делать. Согласен, что те, кто придумывает и сочиняет, должны получать много, но все равно это необходимо отразить в нормальной государственной статистике. И в конечном счете все это зарабатывается на государственных коллекциях. Это очень трудный и сложный психологический процесс, но если коллеги не хотят быть учреждением культуры, то есть другие формы существования - унитарное предприятие, некоммерческое партнерство. Музеи к этому в меньшей степени относятся, а вот театрам, филармониям мы предлагаем разные формы деятельности. Ведь можно посчитать по налогам - где выгоднее даже заплатить большие налоги, но чувствовать себя хозяевами в собственном деле. Сейчас, например, мы с театром "Сатирикон" рассматриваем возможность подобного эксперимента. Может быть, лучше платить большие налоги, но постоянно не бегать в Министерство культуры, чтобы просить разрешения потратить 20 копеек на приобретение зубной щетки? Тут очень интересный период организационно-экономический, и в этом смысле мы ведем сейчас реорганизацию во многих направлениях. Все обратили внимание на кинематограф, а существуют проблемы в театральном и театрально-концертном деле, в реставрации, в гастрольной деятельности. Наконец, есть проблемы (и совершенно новые) в библиотечной деятельности. Ведь бумажная форма носителя сегодня уступила место электронной. Публикаций в интернете больше раза в три, а то и на порядок, чем на бумаге, и другие задачи становятся и перед библиотеками.
Пришли новые экономические условия жизни, и эта работа составляет существо деятельности министерства: создание законодательных, нормативных баз, иногда и трансформация тех или иных экономических и организационных форм деятельности. В меньшей степени, как это ни парадоксально, мы занимаемся собственно творческими процессами. Наша задача - создать условия для нормального творчества.
Здесь тоже существует проблема - всем нашим художникам (кто не видел) рекомендую посмотреть документы, которые сдаются в качестве заявок для получения средств, например, в национальный фонд поддержки искусства в США┘ Там все расписано, что ты не имеешь права делать на бюджетные деньги, и содержательно в том числе. Если ты приходишь в любой фонд сегодня за 10 тысячами гранта, то сколько унижений должен пройти, чтобы их получить, и сколько же дать клятвенных обязательств... Мы не требуем таких клятв, но сегодня точно хотим знать, на что, зачем и с какой целью будут израсходованы государственные средства.
- Я так понимаю, что это ваш расширенный ответ на мой вопрос, будет ли как-то реорганизовываться Министерство культуры и будут ли меняться руководители?
- Что касается смены руководителей. Сейчас ушел очень опытный наш сотрудник, заместитель министра, который у нас занимался экономикой, - Виктор Николаевич Антонов, вышел срок его государственной службы. К нам придет Владимир Сергеевич Малышев - директор Госфильмофонда России, очень опытный хозяйственник и экономически подготовленный человек. А Виктор Николаевич как раз уйдет в Госфильмофонд. Еще из радикальных изменений - сейчас в процессе ухода также заместитель министра Виктор Васильевич Егорычев - умный, тонкий, интеллигентный человек, он курировал раздел искусства, а сейчас захотел стать директором музея в Царицыне, и там тоже пора проводить смену. Мы поняли, что нам не нужен сегодня человек, который специально занимается искусством. Эти вопросы станет курировать Александр Алексеевич Голутва, который возглавляет службу кинематографии.
- Александра Алексеевича называют еще министром кино.
- Так вот он станет министром всего современного искусства - кино, театра, живописи, музыки, архитектуры и литературы в той степени компетенции, в которой мы ею занимаемся.
И вообще я думаю, что нас слишком много, и даже сказал бы так: министерство занимается несвойственной для него работой. Заключением договоров на выполнение отдельных проектов вполне могут заниматься вынесенные за пределы министерства агентства или дирекции, как угодно можно их называть. Сейчас мы размышляем над новой структурой министерства, которая должна привести не просто к сокращению, а к разумному перераспределению обязанностей. Министерство ведь должно только определять стратегические направления, в том числе в расходовании средств и в законодательной инициативе.
- Последние два года Министерство культуры взяло под свое крыло крупнейшие организации - Росгосцирк, Госкино, Большой театр. В ближайшее время какие-то крупные подразделения вольются в Минкульт или, наоборот, выльются из него?
- Вы знаете, я считаю, что мы дошли до пределов своей компетенции и за пределы компетенции выходить не будем. Помня о моем медийном прошлом, меня часто подбивают организовывать журнально-газетно-радио-телевизионное нечто, но я думаю, что для нас это не нужно. Есть Министерство печати, и нам не надо залезать на чужую делянку, тем более что мы работаем в достаточно плотном контакте. Другое дело, что возможны точки схода и совместной работы. И если в Министерстве печати есть книгоиздательство, а у нас библиотеки, то нам, естественно, надо искать совместные пути. Если есть телевизионный канал "Культура", то нам нужно программно помогать его существованию. Мы имеем на это все права. Если затеваются новые российские телесериалы, то министерство, конечно, должно оказать содействие телевидению в создании более качественного русского киноромана. И здесь у нас возможностей достаточно.
- А не жалко ли, Михаил Ефимович, вам Госфильмофонд? Все, каким-то образом приближенные к этой организации и лично знающие Владимира Сергеевича Малышева, будут плакать по поводу его ухода. Ведь там душа, которую именно он вдохнул.
- Во-первых, он никуда не уходит, а будет руководить экономическим блоком министерства и тем самым помогать Госфильмофонду, который, я надеюсь, тоже станет частью министерства.
- Все-таки станет?
- Да. Госфильмофонд сегодня самостоятельно плавает, но по своему значению в нашей культуре не уступает таким крупнейшим учреждениям, как Эрмитаж или Русский музей, - в своей сфере. Я думаю, такая перемена не повредит Госфильмофонду, тем более что там работают замечательные люди, беззаветно преданные кинематографу и Госфильмофонду. А говоря про душу Владимира Сергеевича, перефразируем классика нашего театра: Владимир Сергеевич будет душой с ними, а телом в Министерстве культуры.
- Ну, раз зашел разговор о кино и коллекциях, как остро сегодня стоит проблема трофейных произведений искусства и трофейного кино?
- Периодически такие проблемы всплывают. Ставят вопросы и наши бывшие союзные республики, потому что многие оригиналы находятся в наших фондах. Позиция здесь простая - есть закон о ценностях, перемещенных в результате Второй мировой войны и ее последствий, и то, что вне этого закона попало на территорию России, надо рассматривать отдельно (каждую вещь). Универсален только этот закон, и все за пределами 1941-1945 годов требует особого юридического изучения.
- То есть отдавать не станем?
- Нет необходимости, я считаю.
- Михаил Ефимович, в ваших примерах все время фигурируют крупные культурные центры. Существует ли программа поддержки провинциальной культуры?
- Я проехал полстраны за последние полтора года и, разговаривая со многими людьми, не открою секрета, что провинция ведет активную культурную жизнь. Причем это не наезды московских звезд, а нормальное органичное развитие культуры. Надо понимать, что сегодня мы можем говорить о новом этапе формирования российской культуры, который начался в конце 80-х годов. Мы как бы выскочили из-под зонтика культуры советской, и культурная жизнь приобрела очень внятный национальный характер и оттенок. Что такое российская культура, мало кто сейчас может сформулировать. Мы можем сказать, что такое русская культура, татарская, коми культура на территории Российской Федерации и даже азербайджанская культура на этой же территории. Российская культура составляет сегодня некую совокупность культур, находящихся на территории Российской Федерации, но понятие российская не имеет того идеологически доминирующего, идеологически объединительного характера, как в советскую эпоху. Советская культура была законченным типом имперской культуры, очень интересным и сложным для исследователей феноменом, а вовсе не таким простым, как сегодня многие пытаются его толковать. Той культуры нет, а российская культура - это все-таки на сегодня более географическое, государственно-гражданское, нежели содержательно-смысловое понятие, она - нечто еще только формирующееся как целостность. И в основе, конечно, русская. Мы живем сегодня в более мононациональной стране, чем Советский Союз. Русские - это все-таки 80 процентов населения, и 20 процентов - тюркоязычные и прочеязычные люди. Впрочем, и сама русская культура именно в 90-е годы стала демонстрировать и настаивать на своих локальных особенностях. Сегодня культура севера России - Архангельска и юга - Кубани развиваются, отстаивая свою локальную особенность.
- Это видно даже по архитектуре.
- Русская культура очень многообразна, и ее единой в простом смысле нет. Я не говорю о различиях донского, кубанского и ставропольского казачества - это уже изыски, хотя оно различно - традиции и этнические составляющие. Но если вспомнить северный фольклор, где на самом деле генотип русского народа сохранился беспримесно, именно север хранит ген русского народа. И тут же удивительное многоцветие юга - украинские, кавказские и азиатские вкрапления в узор. В каждой губернии хотят показать свои особенности, свою непохожесть. И славно, что Вологодчина другая, чем Архангелогородчина. Сила русской культуры состоит в ее многообразии и единстве одновременно.
- И в жизнеспособности.
- Да. И еще в провинции очень ревниво относятся к тому, что делают соседи, и многое поэтому сочиняют сами. Например, в Кургане хотят проводить фестиваль произведений Шостаковича, написанных им в Кургане. Энергия культурной жизни провинции удивительна, многообразна и насыщенна.
- Может быть, пришла стабилизация?
- Я должен сказать, что это было и в самые тяжелые времена, в середине 90-х годов. Народ хочет сохранить себя. Идентичность России есть идентичность культуры, а идентичность страны, ее будущее связаны с осознанием самих себя как людей этой определенной культуры. Я считаю, что сегодня (снизу идет, не сверху) очевидна потребность в отстаивании собственного генотипа, что есть важнейшая принципиальная вещь, и государство должно этому всячески способствовать.
Я скажу больше, и это соображение сегодня не очень популярно, - Россия за 90-е годы показала, что она абсолютно спокойно противостоит любой агрессии зарубежной культуры, даже массовой. Понятно, что есть процессы разрушительные, эти тенденции существуют, понятно - массовая зарубежная культура агрессивна. Но русская культура показывала и доказывала и в XVII, и в XVIII, и в XIX веках, что совершенно спокойно существует и развивается при такой агрессивной внешней среде - она просто берет лучшее, отбрасывая худшее.
- То есть собаки лают, а караван идет?
- Идеологического захвата культуры не произошло. Более того, агрессия массовой культуры породила углубленный интерес к национальным корням, к национальной идентичности, к тому богатству, что есть национальная культура.
Другое дело, что государство должно, понимая это, очень активизировать свои усилия на ее сохранении и развитии. Так что я считаю, что процесс идет вполне нормально.
- Михаил Ефимович, обратимся к другой специфике. Не так давно я была на Соловках и увидела, что проблема отношений религиозной и светской властей не так проста, как всем бы нам хотелось ее себе представить. Есть ли идеи регламентирования деятельности государства хотя бы в таких центрах?
- Соловки - федеральный музей и имеет статус национального достояния, то есть неделимость коллекции и так далее, и он находится в особом положении. Сложнее, где этого статуса нет. Скажу вещь, которая не очень сегодня популярна. Есть люди, которые убеждены, что вне религиозного вообще нет ничего духовного, нет никакого культурного сознания и что ценности вырабатываются только в религиозном сознании. Я не принадлежу к числу тех, кто считает, что религиозная духовность покрывает всю сферу духовности российской жизни, и считаю, что светское и религиозное сознание, светская и религиозная духовность должны вести непрерывный диалог. Именно в этом открытом диалоге мы получим то многообразие духовной жизни, которое сегодня важно для определения действительно национальных ценностей российского бытия. А если уж понять, что Россия многоконфессиональная страна, - это существенный момент. При этом я придерживаюсь позиции вот какой: надо вернуть все, что принадлежало Церкви (я не работаю в Министерстве имущественных и земельных отношений, а говорю только о культурных и религиозных ценностях), вернее, многое из того, что принадлежало Церкви: есть музейное достояние и музейные реликвии, такие, как икона Владимирской Божьей Матери, которая является особо ценным уникальным достоянием не только верующих, но всех граждан России. И таких памятников множество. Мы Церкви должны отдать максимум из того, что можем отдать по закону. И нужно искать те компромиссы, которые не оскорбляют чувства верующих, не унижают их гражданского достоинства.
- Идет ли работа над решением, постановлением, законом, который бы урегулировал все эти разногласия, снял недопонимание?
- Есть указ первого президента России Бориса Николаевича Ельцина о возвращении Церкви ее церковного имущества и зданий и так далее. Мы им руководствуемся и далее будем неукоснительно ему следовать. Действительно, очень часто возникают конфликты между светскими и церковными властями, между музейщиками и настоятелями монастырей. Мы - Министерство культуры, и духовные пастыри -православные, мусульмане, буддисты - должны являть пример готовности к диалогу и компромиссу и не должны расшатывать гражданское общество. Мы не можем походить на людей, конфликтующих за алюминиевые или нефтяные прииски, - это будет скверно. Мы должны являть пример готовности к гражданскому миру и согласию. Еще раз повторю: все, что можем в рамках закона отдать Церкви, должно быть отдано - не наше оно.
Я вообще противник любой денационализации, которая для страны опасна и может привести к тяжелейшим последствиям. Но законы, к сожалению, не всегда отрегулированы. В вопросах идеологических люди, которые представляют светскую духовность, сегодня крайне робки. Сколько раз меня попрекали и указывали на то, что не надо говорить, что ты неверующий человек. Причем это говорили, естественно, не представители Церкви, которые проявляют толерантность и взвешенность. Многие считают, что это опасно для моей карьеры.
- А вы неверующий?
- Я неверующий человек. Долгие годы занимался западным XVIII веком. Оттуда и выстроились мои некие принципы жизни. Вы знаете, XVIII век был построен на определенных положениях, которые были как бы внерелигиозные. Мне для моей жизни и отношений с миром этих принципов достаточно. Но это вообще мое частное дело, глубоко интимное и никого не касается. Словом, каждый переживает трагедию бытия на свой манер. Вот и все.
- Как человека театрального какие театральные действа, премьеры вас бы порадовали, как вам кажется, в ближайшее время?
- Я давно не театральный человек, к сожалению, и давно не хожу в театр, и вообще крайне редко куда выбираюсь, а сижу в этом кабинете часов до 10. Наверное, потому что плохо работаю, и много дел остается на потом. Я скажу, что бы мне хотелось - чтобы были очень хорошие премьеры во всех драматических театрах, которые вызвали бы настоящий общественный резонанс. Сегодня искусство более успешно разговаривает с рынком, хотелось бы, чтобы оно беседовало еще и с людьми, и с небесами.
