Осень надежд

ДОЖДЬ нудно моросил с утра, а ветер чуть не вырывал из рук ребят самодельные полотнища. Организаторы манифестации пражских студентов в память о коллегах, погибших от фашистских пуль ровно за полвека до 17 ноября 1989 года, опасались плохой явки и поэтому вновь и вновь обзванивали вузы. Однако на улицы чехословацкой столицы вышло рекордное за последние 20 лет число демонстрантов - свыше 10 тысяч. По дороге на кладбище к ребятам все время присоединялись разновозрастные попутчики. Когда пришла пора возвращаться в центр города, для манифестации уже не хватало места на улице, и она начала разливаться на несколько рукавов. Один из потоков направился к Вацлавской площади, хотя по предварительной договоренности с властями этот маршрут студентам был запрещен. Поэтому в середине Национального проспекта ребят встретили отборные молодчики из корпуса госбезопасности. Когда же встревоженные демонстранты шарахнулись в обратную сторону, то выяснилось, что они окружены ГБ со всех сторон.

Поначалу гэбисты просто перекрывали своими плотно сомкнутыми рядами выход с проспекта. Парни и девушки пытались прорваться сквозь их заслоны, но тут же отбрасывались щитами и дубинками внутрь кольца. Тогда студенты расселись на мокром асфальте, в руках почти у каждого появились купленные тут же, в магазинах, горящие свечи, и в воздухе зазвучали песни - своих, самодеятельных авторов, "Битлз", а также популярных чешских исполнителей-эмигрантов. Время от времени пение прерывалось многоголосными лозунгами: "Хотим свободу!", "Даешь демократию!" и постепенно, все чаще - "Вон компартию!".

К тому времени в большинстве соцстран Центральной и Восточной Европы уже вовсю бурлили перемены. Польский "круглый стол" правительства и диссидентов привел к власти первый некоммунистический кабинет. В Венгрии правящая партия объявила о своем переходе на социал-демократические позиции. В начале ноября пала пресловутая Берлинская стена. Даже болгарские коммунисты уже попросили "выйти вон" более 80 лет сидевшего на посту генсека Тодора Живкова. А в Чехословакии все стояла напряженная общественная тишина.

Гром грянул только в ноябре. Начало переменам положила именно эта студенческая манифестация. Сравнительно спокойное противостояние сил госбезопасности и студентов длилось несколько часов, после чего люди в униформе вдруг пошли стеной на ребят и девчат, круша их дубинками по головам. Свыше ста человек в ходе подобной "очистки проспекта" получили разной степени ранения. Одновременно прошел слух, что один из них был убит.

К утру об этих событиях знала почти вся страна, а мировые агентства разнесли информацию из Праги по всему миру. Несмотря на субботний день, многие пражане начали возвращаться с дач домой. Объявили забастовку артисты театров и студенты. Срочную встречу провели лидеры "Хартии-77". Так начиналась знаменитая "бархатная революция", получившая сие название с легкой руки одного из западных журналистов.

Но о том, что под тогдашние события провидением или еще кем-то иным был подстелен бархат, их участники поняли лишь многим позднее. В разгар же многообразного общественного возбуждения многих не покидало ощущение затаившейся кары, которая может грянуть то ли со стороны всемогущей ГБ, проверившей в очередной раз свои силы на Национальном проспекте, то ли от таинственно молчавших армейских генералов, то ли из недавнего городка Миловице, где тогда квартировал штаб стотысячной группировки советских войск. Хотя у соседей по соцлагерю коммунисты постепенно уже расставались с властью, а в Москве пятый год шумела перестройка, в Праге все еще не могли поверить, что в последний момент агонизирующий Варшавский договор не попытается воспрепятствовать распаду столь долго и тщательно создававшейся тоталитарной системы.

И сейчас здесь порой возникают споры о том, были ли события ноября 1989-го революцией или переворотом, стояли ли за ними реформаторские силы компартии, поддерживаемые из Москвы, или, может быть, втянутые в водоворот истории миллионные массы оказались лишь игрушкой в руках хитрющих спецслужб СССР и США. Например, до сих пор так и не известно, кто в Праге отдал приказ силам ГБ окружить, а потом и избить студентов. Хотя документально зафиксировано, что за ходом той молодежной манифестации внимательно следила группа постоянно получавших оперативную информацию высокопоставленных чинов чехословацкой госбезопасности и находившийся в ее составе один из руководителей КГБ.

Драматург и правозащитник Вацлав Гавел, вынесенный событиями той осени на государственную вершину, отвечая недавно, наверное, в сотый раз на вопрос о корнях "нежной революции", сказал, что она, судя по всему, была импровизацией для всех ее участников, по какую бы сторону политических баррикад они ни находились.

Ближайшие сподвижники Гавела не раз признавались мне, что, хотя и мечтали о приходе свободы и демократии в свою страну, но не ожидали их той осенью, не предполагали, что таким небоеспособным и хилым окажется на поверку коммунистический режим. Контролировавшая прежде, казалось бы, каждый шаг и каждую мысль соотечественников госбезопасность в спешке сжигала списки своих штатных и нештатных агентов, а досье на наиболее важных из них отправляла в Москву, в необъятные архивы КГБ.

В бурные дни десятилетней давности на центральных площадях Праги бушевали радостно возбужденные толпы, а чуть подалее, вдоль набережных Влтавы, стояли десятки грузовиков, начиненных подразделениями МВД и госбезопасности, в итоге так и оставшимися невостребованными. Говорят, что и в армии на сей случай был готов специальный план действий войск "по защите социалистического строя". Но политического приказа силовым структурам из ЦК КПЧ так и не последовало. Руководство компартии было разобщено, ее ведущие деятели сами делили себя на горбачевцев, гусаковцев и центристов, и инициативу в свои руки никто из них брать не желал.

Словом, революция здесь получилась в итоге действительно бархатной, если не считать, конечно, жестокого разгона студенческой демонстрации в самый первый ее день. Судите сами. В течение трех недель центральные площади и улицы чехословацкой столицы заполняли сотни тысяч людей. И - ни одного разбитого стекла, никакого хулиганства, наоборот - при почти полном попустительстве растерявшейся полиции в том ноябре значительно сократилось число краж, квартирных ограблений, пьяных драк. Дважды на митинги в районе стадиона "Спарта" собиралось со всей страны по миллиону человек - и хотя бы одно упоминание о пострадавших в этой толпе!

Впрочем, один момент с первого из этих грандиозных митингов вспоминается. В разгар выступлений, когда чуть ли не впервые на одной трибуне встретились экс-диссидент Вацлав Гавел, экс-генсек компартии и лидер "Пражской весны" Александр Дубчек, а также прямо сюда привезенные из тюрьмы правозащитники, некоторые из которых вскоре стали руководителями Чехии и Словакии, ведущий митинга, молодой католический священник Вацлав Малы прервал очередного оратора и обратился к собравшимся: "Друзья, одному из вас стало плохо, к нему пытается проехать машина "скорой помощи". Поэтому прошу тех, кто отстоит от трибуны примерно на сто метров и стоящих вслед за ними, сделать десять шагов назад, чтобы освободить дорогу для "скорой".

И - о чудо! Миллионная толпа послушно задвигалась назад. Без криков, без возмущения, без падений. Через три минуты машина с красными крестами смогла уверенно проехать по образовавшемуся коридору к пожилому человеку, сердце которого, видимо, не выдержало напряжения, как физического - люди занимали место поближе к трибуне за шесть-семь часов до начала митинга, - так и морального, от эйфории в ожидании грандиозных общественных перемен. К счастью, эта история завершилась для сердечника вполне благополучно: вовремя подоспевшие врачи помогли ему остаться в живых.

Митинги, а также создание двух новых массовых организаций - Гражданского форума в Чехии и Общественности против насилия в Словакии - были наиважнейшей, но все-таки лишь составной частью процесса преобразований тех дней. Одновременно с этой, наиболее видимой стороной событий кипела другая, носившая более камерный характер. Лидеры компартии так и не сумели найти своего места в развитии ситуации, да с ними никто и не жаждал общаться, и инициативу со стороны государственных органов взяли на себя руководители правительства. Команда властей во главе с премьером Ладиславом Адамецем вела переговоры с командой, представлявшей не только оппозицию, но самый широкий спектр общественности. Возглавлял ее, естественно, Вацлав Гавел.

По мере того как увеличивался состав уличных митингов и росли требования их участников, все более растерянными становились правительственные деятели, не понимавшие толком сути происходящего и не знавшие, какие позиции, как и вообще ради чего им надо защищать. Соответственно все более уверенно с каждым днем чувствовали себя Гавел и его сотоварищи, все более напористыми становились их требования. Если поначалу они согласились на составление нового кабинета под началом Адамеца, наполовину состоящего из коммунистических министров, то через пару дней этот план уже был отброшен за ненадобностью. Массы требовали кардинальных перемен, в том числе и персональных. И в окончательном варианте президент Густав Гусак - тот самый, который сменил в апреле 1969 года на посту генсека компартии Дубчека и на два десятилетия погрузил Чехословакию в трясину так называемой "нормализации", - вынужден был утвердить абсолютно иной, подготовленный практически автономно командой Гавела вариант правительства. А спустя несколько дней и сам Гусак подал в отставку с поста главы государства. В новом обществе для деятелей с его политическим багажом не было места.

29 декабря того же, 1989 года новым президентом Чехословакии был избран Вацлав Гавел. Причем голосовали за него депутаты все еще коммунистического парламента, чьи ряды были демократически прочищены и дополнены в течение последующих недель. Чехословакия возвращалась в сообщество демократических государств. И, что скрывать, будущее многим виделось словно сквозь розовые очки. Даже многоопытный Вацлав Гавел, отвечая на вопросы автора этих строк в своем первом интервью для советской печати в самые первые и самые горячие дни ноябрьских событий, без сомнений заявил о том, что видит Чехословакию уже через пять лет свободной и процветающей страной двух братских народов.

Увы, дорога от развитого социализма к развитому капитализму уже не была подстелена бархатом. Западные страны так и не решились на новый вариант "плана Маршалла", ограничившись в экономике рекомендациями и нотациями, а в военно-политической сфере - приемом трех новичков с Востока в состав НАТО. Поначалу радикальные и весьма успешные рыночные реформы застопорились во второй половине 90-х гг. На две независимые республики распалось федеральное государство. Воспользовавшись трудностями демократического роста, вновь поднимают головы коммунисты, собирающие в опросах последних месяцев до 20% поддержки населения. А лидеры либерально-консервативных партий массу времени тратят на выяснение отношений между собой.

И тем не менее прогресс, достигнутый Чехией за минувшее десятилетие, очевиден. Национальная промышленность и сельское хозяйство, по существу, уже стали составной частью общеевропейской экономики, подавляющая часть их продукции с успехом реализуется на западе континента. Никто в стране не сомневается в демократическом характере происходящих здесь общественных процессов. Частная собственность воспринята чехами как естественный элемент бытия. Наконец, Чехия оказалась - в паре с Узбекистаном - счастливым исключением из печальной демографической статистики последнего десятилетия, когда во всех остальных бывших соцстранах уменьшилась средняя продолжительность жизни населения.

Таково наследство "бархатной революции" 1989 года, оставшейся в сердцах миллионов ее участников радостным мгновением личной причастности к творению истории собственной страны.