Петр Спивак
Все перемешано: давние самурайские времена и сегодняшняя хроника. И облик персонажей рождает смутные и страшные ассоциации.
Кадр из фильма «Ронин». 1998
Давно уже кто-то сформулировал: дураки в жизни – это противник на поле боя, имеющий численное превосходство. Как им противостоять? Наверное, попытаться это неблагоприятное соотношение сил выравнять. Назвался умным – полезай в... в союз тех, у кого та же беда.
Так и поступил английский актер и драматург Дэвид Гаррик, родившийся 19 февраля 1717 года (ум. 1779). Достигнув славы первого артиста Альбиона, он вступил в Общество дилетантов, которое создали просвещенные дворяне для самодеятельного изучения античной культуры. (Общество это, своего рода «общий котел» на началах благотворительности, существует и по сей день.) Но если высокородным господам богатство досталось по наследству, то Гаррик заработал деньги актерской игрою. По словам Сэмюэла Джонсона, писателя из того же круга, «профессия сделала Гаррика богатым, он сделал профессию уважаемой в обществе». Идеальная гармония, так сказать. Сегодня для нас это тем более важно, что об актерских достоинствах Гаррика мы можем говорить лишь с чужих слов – знаем только перечень ролей (это Шекспир в первую очередь) и факт директорства в театре Друри-Лейн, старейшем в Британии. Ни видеть, ни слышать его нам не дано. Еще далеко было даже до фонографа, запатентованного Эдисоном 19 февраля 1878 года.
Удача с общественным статусом, как у Гаррика, – скорее исключение из правил. В течение многих веков здесь не было почти никаких возможностей, кроме служения при монаршем дворе, которое к тому же штука обманчивая и капризная. Итальянский композитор и виолончелист Луиджи Боккерини – он родился 19 февраля 1743 года – в истории музыки остался как мастер струнного квартета, а в живой повседневности являлся придворным композитором прусского короля Фридриха Вильгельма II. Умер король-покровитель – и остаток своих дней Боккерини провел в поисках новых меценатов, поисках с переменным успехом. В 1805 году он умер почти нищим в Мадриде.
Иные времена и места, иные нравы: русский Серебряный век. Наш следующий персонаж – архитектор Лев Кекушев, появившийся на свет 19 февраля... вот тут уже начинаются флуктуации: по одним данным – в 1862 году, по другим – в 1863-м (тогда, значит, круглая дата). Как известно, в канун Первой мировой войны в России был экономический и культурный подъем, капиталы росли как на дрожжах, а значит, архитекторам выпала счастливая творческая пора. Довольно много построек Кекушева осталось с тех пор: ресторан «Прага», несколько доходных домов, в том числе дом самого Кекушева на Остоженке, этакий замок на современный лад. А потом все как оборвалось, причем еще в мирное время. Что случилось с Кекушевым – гадают до сих пор. Он отошел от дел, перестал принимать заказы, а обстоятельства, год и день его смерти мы просто не знаем. По-видимому, она произошла между 1917 годом и 1919-м. Выглядит все словно символ русских надежд, канувших в никуда. Впрочем, пустая символика здесь ни к чему. Может быть, фирменный стиль Кекушева, его виртуозная детализация интерьеров оказались публике не по вкусу. Не наше, мол. Не Европа, чай...
Есть какая-то закономерность в однообразных мотивах межличностной борьбы, повторяющихся из века в век. Этим постоянно пользуются художники: бери сюжет и действующих лиц из одной эпохи, переноси в другую – и все будет работать. Жанровые каноны устойчивы, на их узнавании основано наше восприятие. В кино, например, не стареют ходы голливудских триллеров, тем более что газетные и телевизионные хроники приносят все новый и новый материал. Все это требует лишь одной оговорки: всматривайтесь, ищите, в чем же состоит новизна.
Американский кинорежиссер Джон Майкл Франкенхаймер, родившийся 19 февраля 1930 года (ум. 2002), вышивал по хорошо знакомой голливудской канве. Критики соревнуются в изобретении новых терминов для характеристики его находок, состоявшихся или оставшихся в области мечтаний. Один из новоизобретенных поджанров называется «параноидальный триллер» – в общем, жуть берет. Первым фильмом такого рода считается поставленный Франкенхаймером «Маньчжурский кандидат» (1962). Главный герой этой ленты попал в плен к коммунистам во время корейской войны и стал объектом психологического – или уже психиатрического? – программирования. Впрочем, запредельные ужасы в кино бывали и до того, а тут специфика состоит в том, что одна и та же несусветица дана всерьез и как издевательство над собою же. И страшно, и смешно.
А в другом боевике Франкенхаймера – «Ронин» действие разворачивается по образу и подобию далеких времен и заведомо отодвинутой от нас социокультурной среды. Название фильма – из средневековой Японии: так там назывались деклассированные самураи. Материальное окружение – современное, фабула тоже вполне актуальна: борьба с терроризмом, операция захвата. Есть ЦРУ, есть русская мафия... в общем, все, чего душа пожелает. Кончается все уничтожением террориста, но тайна остается тайной. Гармония мира не достигнута – невозможна, наверное. И остается некий экзистенциальный осадок. Ему очень хорошо соответствует одна фраза, которую хочется вынести в отдельный абзац. Вот она:
«Я никогда не зайду туда, откуда не смогу выйти».
