Петр Спивак
Чистый звук, свет на лице... У Бронислава Губермана – гармония добра и красоты.
Фото из коллекции Джорджа Грэнтема Бэйна в Библиотеке Конгресса США
Вечная тема, роковой треугольник: красота – зло – добро, превращения одной его вершины в другие. С чего сподручнее начать? Ну, скажем, с гармонии этих трех начал. С гармонии настолько очевидной, что с фактом ее не приходится спорить.
Польский скрипач-виртуоз Бронислав Губерман родился ровно 130 лет назад, 19 декабря 1882 года (ум. 1947). Мир увидел – и услышал – в нем преемника Паганини; Антон Рубинштейн писал: «Как Губерман играет, может играть только гений». Но так уж устроена музыка, что словами о ней мало что скажешь. А вот исторические и историко-культурные обстоятельства надо все-таки затронуть. Странствовавший по свету, эмигрировавший из Германии после прихода Гитлера к власти, музыкант еврейского происхождения Губерман вступил в конфликт с другими мастерами, равными себе (дирижером Вильгельмом Фуртвенглером, например), которые с этим режимом сотрудничали. И не только призвал музыкантов не выступать в Германии, но и объявил свой собственный мораторий на произведения Вагнера, многими нитями связанного с нацизмом. Этот ответ Губермана на вызов времени – спорный, не единственно возможный, но один из необходимых.
А если обратиться к проблеме взаимодействия художника с принятой в обществе моралью? В ней ведь часто так много догматизма и репрессивности, искусству чуждых. Кубинский писатель Хосе Лесама Лима, родившийся 19 декабря 1910 года (ум. 1976), в послереволюционной Гаване оказался на отшибе и без публикаций, но произошло это не только по политическим мотивам. Гомосексуал, он был меньшинством и в этом отношении; различные виды идентичности являются в таких ситуациях метафорами и синонимами друг друга. В одной из своих книг Лесама написал об отсутствии иностранных туристов в столице Кубы так: «Неприязнь к иноземцам – опасная форма демагогии, безразличие к иноземцам – пещерная грубость нрава... Причин тому много, слишком много... Но достаточно и булавочного намека, чтобы они выстроились цепочкой в излюбленной позе страуса, засунувшего голову в песок, – позе самоубийственного тупоумия и гипнотического бегства от реальности».
Если не диагноз, то приближение к нему: пещерная грубость нрава. Впрочем, это случай по-своему тривиальный: добро – в личности художника (интеллектуала), а зло – вне ее. Картина может быть и более запутанной.
День в день с Лесамой появился на свет французский прозаик, драматург и поэт Жан Жене (ум. 1986), в чьей душе зло угнездилось с детства. Опять-таки не о сексуальной ориентации речь: гомосексуальность – не порок, а особенность. А вот о воровских наклонностях, усвоенных с детства (и стоивших ему тюрьмы), и об эстетическом удовольствии от грубой силы так уже не скажешь. В итоге мы имеем дело с фигурой амбивалентной, воплощающей и добро, и зло. Со злом более или менее понятно, но в чем добро? Да в художественном даре – тут я не буду оригинален. Именно он побуждал Жана Кокто и Жан-Поля Сартра его защищать, привлекать внимание публики к его творчеству, а у нас Романа Виктюка – ставить его пьесу «Служанки». А у социально-бытовой маргинальности Жене – своя эстетика, увы. В энный раз процитирую набоковское послесловие к «Лолите»: эстетическое наслаждение – это чувство связи «с другими формами бытия, где искусство (то есть любознательность, нежность, доброта, случайность, восторг) есть норма». Красота как добро!
А Жене защищал ультралевых, восхищался Ясиром Арафатом и его бойцами. И Советский Союз, заехав к нам однажды, назвал закваской для всего мира (а его самого у нас напечатать было немыслимо). И странная, но закономерная перекличка получается с некоторыми одиозными соседями Жене по календарному листку, жившими и процветавшими как раз в Советском Союзе.
Это, например, стихотворец (не поворачивается язык назвать его поэтом) Николай Грибачев (1910–1992). Певец советского образа жизни, главный редактор пропагандистского журнала «Советский Союз», обличитель Сахарова, Солженицына и редактируемого Твардовским «Нового мира». Или официозный, рептильный скульптор Николай Томский (1900–1984), автор, в числе прочего, нового – к юбилею 1952 года – памятника Гоголю в Москве, по поводу коего была сложена меткая эпиграмма: «Веселый Гоголь на бульваре и грустный Гоголь во дворе». Старого, работы Николая Андреева, ради этого нового задвинули от глаз подальше, во двор...
Вот такие переплетения и взаимоотражения эстетики, этики и политики.
