Вероника Чернышева
Страницы российской истории на страницах New York Times.
Иллюстрации предоставлены New York Times
«НГ-антракт» предлагает вниманию читателя серию интервью с представителями западных изданий. В этом месяце началось сотрудничество «Независимой газеты» с New York Times, поэтому мы решили встретиться с шефом московского бюро издания Клиффордом Леви, который поведал вашему корреспонденту о том, что сделаться своим среди чужих – достижение, разрушить при этом еще чьи-то стереотипы – удача.
– Расскажите о вашей карьере в New York Times?
– Я пришел работать в газету в 1990 году. Через год после окончания университета. Моя первая должность называлась «ассистент отдела международных новостей». Это было очень интересное время. Я собирал материал, звонил корреспондентам, работающим по всему миру. Ассистентом я проработал два года. Потом стал корреспондентом. Освещал новости Нью-Йорка, деятельность губернатора. В 2001-м я стал заниматься исследованиями. Этот тип работы у нас называется «специальные проекты». Это всегда долгосрочные задания. Над проектом, посвященным людям с психиатрическими отклонениями и проблемам их социализации, я работал год. Результаты были опубликованы в New York Times. За него в 2003 году я получил Пулитцеровскую премию. На должность шефа московского бюро я был назначен в 2007 году. Но сначала мы с семьей переехали в Петербург. Там я год учил язык. Я не знал ни одного слова по-русски. Занимался по шесть часов в день один на один с русским преподавателем.
– Почему вы выбрали Россию?
– Я не выбирал. Я просто сказал своему начальнику, что хочу работать за границей. Предложения было два – Индия и Россия. Место в Москве освободилось раньше. Когда мы переехали в Питер, мы сразу отдали детей в русскую школу. Это был принципиальный момент. Сейчас они говорят по-русски почти без акцента. Можно было сделать так, чтобы они учились в международной школе только на английском. Такие школы есть и в Москве, и в Питере. Но это совсем другая жизнь. Для нас этот путь был неприемлем. Мы хотели, чтобы наши дети жили в России и смогли адаптироваться в русской атмосфере.
– Каковы были ваши первые впечатления?
– С одной стороны, это был шок. Языка мы не знали совсем. В Нью-Йорке мои дети привыкли получать хорошие оценки, здесь они, конечно, чувствовали себя дурачками.
Для моего четырехлетнего сына переезд в другую страну был совершенно безболезненным. Дочерям было семь и девять лет. Это был своеобразный эксперимент. Когда сын пошел в школу, он спросил у мамы: «Ты знаешь, что мои преподаватели совсем не говорят по-английски?» Жена ответила: «Да, знаю». Он сказал: «Ок! Я просто хотел убедиться, что ты в курсе». Но сейчас они совершенно свободные люди. Старшая дочь владеет русскоязычной клавиатурой компьютера также, как и англоязычной – для меня это просто удивительно. В школе их воспринимают как русских, хотя они там единственные иностранцы.
– Поговорим о вашей работе. Какова информационная политика вашего издания в отношении России? Какие новости интересуют больше всего?
– У наших корреспондентов нет специализации. Мы освещаем все события. Интересно все. Например, я недавно написал статью о дынях! Я шел по рынку и увидел огромный развал с дынями и арбузами. Меня это заинтересовало. В Нью-Йорке это было бы невозможно. Россия – северная страна, и тут вдруг такое. В США никто не знает, что в Москве можно купить такие вкусные дыни. Я сделал материал о бахчевых культурах, просто потому что я их люблю. И потому что факт этот меня удивил. Не трудно писать только о власти каждый день. Но это не удовлетворяет всех потребностей читателя. Ему важна жизнь.
У нас есть возможность писать обо всем. И это большая свобода. Россия всегда интересна. И если бы в Москве был десяток корреспондентов New York Times, этого все равно было бы недостаточно. Каждый день возникают десятки любопытных тем. Нынешний главный редактор New York Times Бил Келлер был когда-то шефом московского бюро. И свою Пулитцеровскую премию он получил за работу, которую делал здесь. Он любит Россию и часто приезжает сюда.
– Что вы считаете своей главной профессиональной удачей?
– У нас есть русскоязычный блог в Живом Журнале. Это очень интересный, на мой взгляд, проект. Только что я написал там статью о том, что Медведев хочет бороться с алкоголизмом в России. На этот пост было 184 комментария. Потом на страницах газеты мы приводили выдержки из них. Это прямая речь, голоса живых людей, и это очень важно. Мы перевели и опубликовали в газете уже больше тысячи комментариев. Это колоссальная работа. Их очень трудно переводить. Блог начал работать в феврале 2008 года, материалы, размещенные там, с тех пор получили 33 тысячи комментариев.
– Какие российские информационные ресурсы интересуют вас как читателя и как профессионала?
– Абсолютно все. Телевизор смотрю, когда занимаюсь спортом. Поп-культура – это очень важная часть культуры, и она по-своему интересна.
– Оцените российское телевидение.
– Оно очень похоже на американское. Большой разницы нет. Особенно в том, что касается развлекательных программ, рекламы, реалити-шоу, сериалов. Но вот новостные программы отличаются очень. Я имею в виду Первый канал, телеканал «Россию», НТВ. В ваших новостях вообще нет критики в адрес Кремля.
– Как бы вы прокомментировали Послание президента?
– Я написал об этом статью в своем издании. Он искренне хочет, чтобы Россия была современной страной. Но есть идеи, и есть шаги к их реализации. Так вот, я был весьма удивлен, что в Послании не шло речи о воплощении идей, которые прозвучали. Хотелось конкретных планов. А были идеи. Интересные, большие идеи. Он хочет создать новую систему. Это мысль. Но неизвестно, существует ли план по ее воплощению? Своим читателям я попытался объяснить это так: «Может быть, Дмитрий Медведев не хочет вредить авторитету власти». Начать активно создавать новую систему – это значит создать угрозу Кремлю. Это не новая мысль, об этом знают все.
– То есть вы не верите в тандем?
– Почему? Он существует. Я не говорю о Путине. Я говорю только о Медведеве и его точке зрения. Точнее, о моей трактовке этой точки зрения. Вы помните его выступление в феврале 2008 года в Краснодаре? Первое большое выступление – это была либеральная речь. Все приветствовали нового человека, новые планы и ждали перемен всей системы. Так вот для меня между тем выступлением и Посланием этого года не было фактической разницы. Следующий шаг не был сделан.
– Что вы думаете о политической жизни в России вообще?
– Она чрезвычайно интересна. Новая Россия еще очень молода. Но когда Путин и Медведев говорят: «Мы хотим мультипартийную систему», – это тоже обнаруживает разницу между речью и действиями. Есть концепция имитации демократии – мысль тоже не новая, конечно, но у меня складывается впечатление, что власть хочет мультипартийную систему и одновременно не хочет терять контроль. Я недавно написал статью о том, что «Единая Россия» собирается создать систему, как в Китае. Есть большой рост экономики, и есть контроль. Создать рост, но не потерять контроль – вот задача российской власти, на мой взгляд. Они ищут здесь свою модель. Но я сомневаюсь в том, что это реально.
– Объективно ли, на ваш взгляд, отражается экономический кризис в российских СМИ?
– Когда вы говорите СМИ, опять же надо помнить, что существует «Независимая газета» и есть, к примеру, Первый канал. В своей статье для New York Times я обратил внимание на такой момент, что, когда биржа падала, теленовости даже не упомянули этой ситуации. Для меня это был шок. В США о каждом минусе в 10–15% говорят буквально все. Это моментально превращается в скандал. С другой стороны, в США люди знают о рынке и бирже в принципе больше, чем здесь. Гораздо больше людей вовлечены в биржевую жизнь. Но не сделать об этом событии даже репортажа! Это было странно.
– Давайте вернемся к вашему стилю жизни в России. Как вы проводите досуг?
– Газета New York Times 50 лет здесь, даже больше. Да и без нее в Москве много иностранцев. У них своя отдельная жизнь. Я работаю здесь на третьем этаже, а моя квартира находится на восьмом. Разница во времени с Нью-Йорком – восемь часов. Мои редакторы начинают работать в 18.00 по московскому времени. Иногда я работаю и по московскому, и по американскому времени. Вчера я написал статью о Медведеве. В 22 часа я ее отправил. До полуночи работал с редакторами.
Я все время на работе. У нас сейчас и New York Times и International Tribune. Приходится писать на два издания.
– Ваш стиль жизни зависит от работы полностью. Тем не менее когда вы не на работе, чем вы любите заниматься?
– Мне очень нравятся опера и балет. Люблю просто гулять по улицам. Времени не хватает катастрофически. Но я просто обожаю приключения на улицах. Знаете, Москва в чем-то схожа с Нью-Йорком. Это не очень красивый город, но здесь на каждом шагу есть что-то интересное. История, эмигранты, рынки. Каждое утро я отвожу в школу детей на машине. Возвращаюсь домой на метро. Очень люблю смотреть на людей, слушать, что они говорят. Я люблю даже с милицией разговаривать, когда меня останавливают на машине. В Нью-Йорке все это ненавидят.
– Знаете, здесь тоже мало ценителей такого общения.
– Ну что вы, это же каждый раз анекдот, возможность узнать жизнь. Это большая разница между тем, как я жил и как я живу.
– Вы описываете эти приключения для своих читателей?
– Да, конечно. Это очень важно. Это живая жизнь. Нельзя все время цитировать Путина, чиновников. Когда я могу показать жизнь простых людей, это большая удача. Я довольно долго писал о власти, об экономике, о международных отношениях. Потом подумал – хватит.
– С тех пор как вы живете в России, от каких стереотипов вам пришлось отказаться?
– На самом деле стереотипы очень мешают. Есть люди в США, которые считают, что СССР существует до сих пор. Сейчас я бываю в США раз в год или раз в два года. Но всякий раз, когда я сталкиваюсь с этим, я думаю, что это мы виноваты, потому что недостаточно хорошо делаем свою работу. Конечно, это не совсем так. Я, разумеется, преувеличиваю. Но мне кажется особенно важным делать максимум для того, чтобы стереотипы разрушались. Есть и позитивные моменты – могу сказать, что уровень антиамериканских настроений в Москве, да и в России вообще, на самом деле гораздо ниже, чем принято считать. Я стараюсь донести это до своих читателей. Думаю, что в Европе, в частности во Франции, с этим дело обстоит гораздо хуже. То, что здесь так уж ненавидят американцев, – тоже стереотип. Русские по своему менталитету гораздо более демократичный и терпимый народ, чем представляется тем, кто здесь никогда не жил. Я хочу, чтобы люди в США понимали это. Во время холодной войны репортажи о жизни здесь были популярны в США. Но жизнь была другая. А память о том, что писали тогда, осталась. Это стало традицией, частью современной культуры. Здесь тоже много стереотипов по поводу Штатов живет. Наш русскоязычный блог, я думаю, во многом поможет их разрушить. Это будет мост между двумя странами.
