Как сотрудники Е. и Л. за поэзию постояли

А то еще поэт Рубинштейн рассказывал. Будто бы ехал он в метро ночью. В пустом вагоне. Один. Ну и входит гегемон на одной станции. Пьяный, пуговицы оторваны, из носу кровь, но взор гордый, осмысленный. Косая сажень в плечах, росту - два километра. Осмотрел вагон - и шасть на рубинштейнов диванчик!.. Я пришел к поэту в гости.

Обнимает за плечи.

- Слышь, братан, как думаешь, кому бы мне тут морду набить?!

* * *

Долго пришлось поэту-авангардисту Леве Рубинштейну шептать в утомленное "Солнцедаром" ухо что-то ласковое о дружбе между народами. Может, до самого "Выхино". А может, и до "Академика Янгеля", не помню уже. Но будто бы ему думалось: "А вдруг это знак? Вдруг в этом и состоит высокое предназначенье поэзии: усыплять, убаюкивать великие силы, дремлющие в народе?.."

Был, однако, и другой случай. Аккурат в канун Нового года двое сотрудников нашей газеты, назовем их сотрудник Е. и сотрудник Л., отправились на редакционное задание в книжный клуб-магазин "Фаланстер". Там должен был выступать поэт-авангардист Александр Бренер.

Поэт-авангардист Бренер известен тем, что пострадал от международного капитала. Однажды в знак протеста против буржуазного дегуманизирующего искусства он нарисовал на "Черном квадрате" из пульверизатора знак US-доллара. "Черный квадрат" был настоящий, и Бренера бросили в тюрьму, к крысам. Долго томился он.

И подумалось: "А может, это судьба? Может, в этом и состоит высокое предназначенье поэзии: звать к топору, будить дремлющие в народе силы?.." Выйдя из ужасной тюрьмы, поэт-авангардист встал за дело рабочего класса. Освободительному движению посвятил лиру свою.

А поскольку сотрудникам Е. и Л. сильно нравились освободительные стихи Бренера "Мировой капитал - это кал" и "Посмотрите на сапатистов", они рассчитывали взять у него автограф. Но не тут-то было!

Ибо на полпути от метро "Пушкинская" им коварно повстречалось кафе "Капакабана", куда сотрудники решили зайти, чтобы дать улечься волнению. В результате, когда они дошли до "Фаланстера", читать Бренер уже заканчивал. Видимо, утомившись по ходу вечера, заканчивал он по-английски (ведь, как известно, английские слова в три раза короче).

Как-то не задумавшись над этим простым фактом, наши сотрудники, волнение которых после "Капакабаны" улеглось в значительной степени, стали кричать: "Эй! Читай, сволочь, по-русски!" - и Бренер, как-то забыв о том простом факте, что высокое предназначенье поэзии - звать и будить, обиделся. На сотрудников зацыкали, а дальше началось интересное.

К ним подошел человек явно интеллигентного вида (косая сажень, нос сломан) и говорит:

- Мужчины, я вижу, вы люди интеллигентные, давайте в магазин сходим?

Долго ли умеючи? Сказано - сделано. Взяли два вермута и литр перцовки. А, надо сказать, в магазине "Фаланстер" подсобка очень удобная. Там живут две красивые ручные крысы: Геноцид и Апартеид, мальчик и мальчик. Вот сидим, обсуждаем поэзию. Только закуски не было. Но мы сидим все равно.

Товарищ наш говорит:

- ┘ ты на меня уставился? Хочешь я тебе ┘ раскрошу?

И все в таком духе.

Местные заглядывают, улыбаются. У них это в "Фаланстере" дело привычное: то национал-большевики с анархо-синдикалистами подерутся, то поэт рецензента отбуцкает. "Только, - говорят, - крыс вермутом не поите. У них печень алкоголя не перерабатывает".

А нам и не до вермута уже практически! Смерть пришла. Сотрудник Е. уснуть изо всех сил старается, говорят, во сне смерть самая безболезненная. Сотруднику Л. тоже бы уснуть, да у него стул без спинки. Поэтому он беседу поддерживает:

- Отвечаешь на петуха? Да я тебя в "склиф" закопаю!

- А ты кто такой?

- Я русский человек.

- А я, падло, еврей. В морду хочешь?

- А евреям русских бить не положено!..

В общем, хорошо посидели. Только когда по истечении всего вермута неожиданно оказалось, что мы неожиданно оказались живы, сотрудник Е. от перенапряжения таки уснул. Пришлось оставить его на полпути к метро под забором. А в Москве ж милиция ходит по улицам!

Идут, смотрят: ну ни фига себе, целый сотрудник Е. под забором лежит практически. Удача!.. Отряхнули, доставили в отделение. "Москвич?" - спрашивают. Сотрудник отвечает: "Мы-мыч"*. - "Тогда подпиши заявление". Сотрудник подписал - долго ли умеючи? И не такое подписывали, и не в таком состоянии - если номер сдавать. "Ну гуляй, - говорят, - москвич. Спасибо". И он уехал.

Только это не настоящий конец истории. Настоящий конец истории случился уже после Нового года, когда к сотруднику Е. заявился некоторый мужчина. И говорит:

- Вы, я вижу, человек интеллигентный. Но я все-таки обязан уточнить, потому что я следователь. К нам тут поступило заявление, что вы убили священника Александра Меня┘

Особенность этого репортажа состоит в том, что все изложенное в нем - чистейшая правда. Хотя как такое могло случиться на восемнадцатом году Перестройки - мне и самому непонятно. Практически.

*Если бы сотрудник Е. оказался не "мымычом" в трезвом состоянии, это обошлось бы ему всего лишь рублей в пятьсот. В пьяном же виде немымычи стоят гораздо дороже!